МВФ

Из собрания сочинений комерада Фея. Самое интересное там - дневники командиров КенингТигеров.

Наш самый удачный день

цитата:

Затем брезжит рассвет, возвещая начало дня, которой приносит нашему «тигру» и его экипажу самый блестящий успех в ходе дня самых тяжелых испытаний. Это — 7 августа 1944 года. Мы поджидаем еще нашу пехоту, которая сегодня должна поддерживать нас в нашей атаке, ее начало назначено на момент завершения артподготовки. Взводы и отделения саперного батальона №600 подошли к нашему танку - это наши товарищи из дивизии сухопутных войск, они рассредоточиваются на местности в поисках укрытий - окопов и зарослей. Мы выжидаем; еще не дан залп наших орудий - сигнал к атаке. Проходит час за часом, пока дело начинается, но начинается оно не у нас — несколько саперов у нас объявляют танковую тревогу — и из нашего «тигра» мы вскоре имеем возможность наблюдать происходящее. Из леска вниз по склону выкатываются «шерманы» - от
10 до 12 танков противника, меж ними разведывательные бронеавтомобили с пехотой, а также другие транспортные средства. Склон весь ожил! Дистанция — примерно 1200 м. Еще не раздается пока ни одного выстрела. Все происходящее очень похоже на учебную танковую атаку, со всеми ее типичными рутинными признаками. Пехотинцы смотрят на нас. Что мы будем делать? Что мы предпримем? Они и их командир заметно нервничают. Какой-то обер-лейтенант влезает к нам на танк: открывайте огонь! Но это он должен сказать командиру танка. Радист передает всем: «Атака 15 танков противника при поддержке пехоты с левого фланга!; огонь открывать с дальности 600 метров!» Тотчас же поступает приказ от командира Вайса: «Будербоот — трубе-3 (в радиообмене это пароль — название нашего танка) — немедленно отойти!» Этого еще не хватало! Командир танка отдает приказ радисту не подтверждать радиоприем и немедленно выключить приемник танковой рации — теперь мы работаем только в режиме передачи.
Танки перестроились в боевой порядок и идут на нас широким клином. Удаление составляет порядка 800 метров. Заряжающий уже давно держит наготове бронебойные. Водителю передали, чтобы он по приказу сразу же «работал» левой гусеницей назад, а правую -остановил. За счет этого маневра мы стремительно можем развернуть наш танк пушкой вперед в выгодную для обороны позицию, поскольку наши боевые товарищи, имеющие другой номер полевой почты, нам кое-что пришлют, а в этом смысле наш борт, обнажаемый нами сейчас, — слишком чувствительный объект.
И вот, дальность 600 метров — мы выводим наш «тигр» на желаемую позицию для открытия огня. Наводчик уже определился со своей первой целью. Ему помогло целеуказание. Это — самый удаленный танк впереди, точно впереди наступающей массы атакующих машин, наверное, это — командирский танк. Так же определены цели второй и третьей очереди: сначала сосед слева, затем — справа! В качестве следующего за ними определены крайний правый и крайний левый «шерманы», так как они могли бы стать опасными для нас, если бы они вздумали выполнить фланговый охват, на расстоянии 400 метров даже «тигр» становится уязвимым!
Наконец поступает снимающий напряжение приказ: «Бронебойным - дальность 300 - огонь!» и — есть попадание! Еще одно сразу же за этим! - попадание! Следующая цель: «Танк слева - огонь!» -Ему тоже досталось от двух наших снарядов. За короткое время на склоне пламенем вспыхивают четыре «шермана». Первое замешательство у противника прошло: он останавливается и открывает огонь. Мы получали одно попадание за другим: в носовую часть, в башню, в защитные бленды; гайки и заклепки летают в боевом отсеке! Обер-лейтенант — командир пехотинцев, находившийся до сих Пор в танке, сломя голову выскочил из танка, вместе со своими солдатами отошел назад, так как сегодня атаки уже не будет. Радист непрерывно передает сообщения о ходе боя, в промежутках он ведет огонь из своего пулемета - работы у него много. Командир передает снова: «Отходить на свои рубежи!»
Мы насчитываем теперь уже шесть горящих и дымящихся танков, вот, наверное, у них суматоха! Их пехота спешилась с машин и рассыпалась в поисках укрытия. Техника сталкивается друг с другом в попытках развернуться. Так нам удается поразить 7-й и 8-й по счету танки противника. В то время как они, маневрируя, сталкиваются друг с другом, наше 88-мм орудие довершает дело, и быстро. Теперь они все горят рядом друг с другом. Минуты остались позади или часы? Мы не знаем. Наш заряжающий, сильный, как медведь, поволжский немец, опустился на колени. Как самый близко находящийся к затвору орудия член экипажа, он наглотался пороховых газов и потерял сознание. По «тигру» следуют попадания одно за другим. У нас заминка из-за выхода заряжающего из строя. Наводчик «работает» пулеметом в башне, а радист в это время уже сменил 4-й ствол (раскаленный от стрельбы). Теперь все «шерманы» уже пристрелялись по «тигру», и нам надо уходить с линии огня, иначе они найдут брешь и у нас. «Водитель — задний ход! Стоп!» У нас — снова грохот от попадания. «Тигр» дергает рывком назад, и мы изображаем уничтоженный, выгоревший танк! У нас достаточно для этого на борту этих штук — устройств для постановки дымовых завес, и мы выжидаем с их помощью время, безо всяких особых повреждений. Внезапно из нашей полудремоты нас вырывает знакомый звук лязгающих гусениц, но не позади нас — одного из наших танков, а справа от нас, где низина с деревьями и кустарником. Мы опустили ствол нашего орудия в самую нижнюю точку, прямо напротив кустарника. При этом мы действуем очень медленно и осторожно. Наготове — два бронебойных снаряда - один уже в стволе. Нервы вот-вот лопнут. Там один танк или два? Между нами и низиной всего лишь 100 метров. Водитель и радист сидят у люков, готовые выпрыгнуть. Пауль, передохнувший между тем, держит второй снаряд, последний, на руке. Если мы расстреливаем эти два снаряда неудачно, тогда наружу, и как можно скорее! Гул двигателей и лязг гусениц все ближе. Секунды кажутся вечностью. Может быть, он, другой, и не знает, что здесь стоит немецкий танк, изготовившийся к выстрелу? Наши остальные «тигры» давно уже отошли, а мы дымим уже всю вторую половину дня. Но - прочь эту мысль!
Перед нами кустарник раздвигается, появляется гладкий длинный ствол, без дульного тормоза, несомненно, это - «шерман». Затем появляются округлые очертания корпуса и башня. «Выстрел!» Наш первый снаряд рикошетирует, круто в небо взмывает сноп пламени. Странно, что такие мелочи воспринимаются в такой обстановке. «Держать ниже! — Выстрел!» и мы все громко и разом вскрикиваем: так как пламя от соприкосновения снаряда с вражеской броней исчезает прямо над стволом танкового орудия, в самом основании башни. Словно получив удар железным кулаком, танк, дернувшись, остановился. Перпендикулярно вверх, сначала робко, затем все сильнее, в небо начинает подниматься столб дыма - 15-й танк за день. Считая танк, подбитый за день до этого, в том же районе — всего 16 подбитых машин, целая танковая рота, не говоря уже о транспортных средствах и других машинах, подсчитать все просто невозможно. Но сможем ли мы сдерживать противника, несмотря на все эти наши успехи?
Вдруг разом все затихает. Мы не произносим более ни слова. Внезапно мы ощущаем такую невероятную, непередаваемую усталость, мы ждем лишь «тигров», которые оттащат нас назад, в тыл. Поэтому мы с благодарностью и с чувством защищенности воспринимаем работу реактивных минометов, которые с ужасным шипением обрушивают в лощину и на прилегающий склон стену огня, уничтожающего там все живое.
Согласно установленному плану, как только замолкли залпы шестиствольных реактивных минометов, появились 3 «тигра» из взвода Шваба и отбуксировали нас. Два «тигра» «впрягаются» спереди, один следует в охранении замыкающим. Так мы ехали ночью, волоча за собой гусеницы. После короткой остановки у КП роты, где нас с нашим успехом поздравил наш командир Калльс, мы на следующее утро выходим к Васси. Но каков вид у нашего «тигра»: пробоины, в которые можно просунуть голову! Полностью разбито ведущее колесо, шарнирно-рычажная передача и вал. Еще один снаряд торчал в корпусе! Это работа по сварке и «штопке» для всей ремонтной роты на целый день! Но тем более мы горды и тем более ощущаем тесную какую-то связь с нашим танком: чем больше у него пробоин и «шрамов», тем он нам дороже! Он для нас нечто большее, чем металлическая коробка, он часть нас самих!