МВФ

Выкладываю документ. Достаточно интересен, хотя понятно весьма ангажирован. Оставляю без комментариев, надеюсь, что и Вы, люди разумные, чушь нести не будете.

Показания вахмистра жандармерии Э.Моравица. 7 октября 1944 года.
Институт национальной памяти, Poland-EU.

Скан не самый лучший, орфография перевода дока сохранена. Наслаждайтесь.

Явился вахмистр жандармерии Энгельберт МОРАВИЦ, род. 7.11.02 в Райншдорфе, пов[ет] Козель, женатый, католик, райхсдойче. адрес в стране: Райншдорф, Ратиборерштр[ассе], 68. Он заявляет:
Я служил во II отдельном взводе [моторизованной] жандармерии, который дислоцировался в Минске, и оттуда 29.7.44 прибыл в Варшаву. Здесь мы подчинялись командиру жандармерии и в течение последующих дней и ночей стояли на Хоцимскойа в готовности, так как уже принималась в расчет возможность восстания.
1.8.44 около 17.00 везде началась стрельба. Наш взвод вместе с другими подразделениями жандарм[ерии] занял комплекс зданий командира жандармерии, где мы и укрылись. В ночь с 1 на 2.8.44 мы двинулись на Штрассе дер Полицай. Оттуда при поддержке танков мы были направлены па освобождение немцев, находившихся в окружении в ближайших окрестностях. Мы провели несколько таких акций и освободили около 100 немцев. В результате сильного обстрела мы неоднократно несли потери убитыми и ранеными. 3.8 утром наш взвод, усиленный 15-20 полицейскими и тремя танками, был введен в бой с той же целью. На углу [ул.] Сенкевича и Маршалл штрассе из-за сильного огня повстанцев нам пришлось остановиться и искать укрытия. Мы разбили витрины бара «Эспланада» и спрятались внутри, в то время как танки взяли под обстрел окрестные дома. Когда у танков закончились боеприпасы, им пришлось отступить, так как против них неустанно применялись зажигательные бутылки. Наш командир подпоручик РОИ БЕ был ранен и передал командование полицмейстеру. По его приказу 15 наших человек заняло флигель, в то время как остальные расположились в подвале бара. Там они подвергались усиливающимся атакам и в тот же день после обеда были окончательно побеждены. Больше я их не видел и не знаю, что с ними случилось.
Во флигеле мы пробыли два дня. 5.8 в первой половине дня нас обнаружили и атаковали несколько сотен бандитов, которые окружили дом, заняли все окна и призвали нас сдаться. Уже два с половиной дня мы пребывали без продовольствия и воды и были крайне истощены. Видя безнадежность своей ситуации, мы сдались по приказу находящегося среди нас полицмейстера. Мы вышли без оружия во двор, где бандиты окружили нас и взяли под конвой. Население аплодировало, оплевывало нас и пробовало забросать нас камнями и линчевать. Бандиты не позволили это сделать. Старший вахмистр полиции, раненный выстрелом в ногу, был отвезен на рикше. Его мы уже не видели, так же как и нашего полицмейстера, которого от нас сразу же отделили.
Нас осталось 13 человек, и бандиты отвели нас в подвал, из которого приблизительно через 1 час нас снова вывели. У нас забрали документы и сапоги, вместо которых нам выдали ботинки. Потом нас несколько раз сфотографировали и сняли на кинопленку. Я видел, как штатский направлял на нас аппарат и вращал рукоятку. Потом нам велели построиться парами и маршировать к почтовой сберегательной кассе (рядом с Маршаллштрассе, под названием ПКО). В этом здании находился штаб АК. Нас спросили, кто говорит по-польски. Вызвался я, кроме меня еще вахмистр взвода Вильгельм ЯНЕК. Спустя немного времени меня одного отвели в здание Главного почтамта и держали там до вечера 7.8 вместе с еще восемью пленными (шесть фольксдойче, один цыган, один итальянец). Разговаривать нам не разрешалось, за этим следил караульный. Остальных своих 12 товарищей я больше не видел. Думаю, что их расстреляли. Я спасся, наверное, только потому, что заявил, что являюсь членом полевой жандармерии. Членов государственной] пол[нции] и жандармов не оставляли в живых никогда. Об этом я слышал. Каждый день я получал одну тарелку перлового супа. Воды было достаточно. В подвале Главного почтамта было расквартировано много повстанцев.
Вечером 7.8 двое членов А К снова отвели меня в здание ПКО. По дороге мне пришлось перебежать улицу перед баррикадой, находившейся под обстрелом немцев, в то время как оба бандита перешли улицу, укрываясь [за баррикадой]. В здании ПКО меня передали в отдел, занимавшийся только допросом пленных. Допрашивали штатские в звании офицеров. В этом здании я содержался восемь дней в помещении, где пребывало еще много других пленных (фольксдойче). Мы спали на голом полу, кормили нас совершенно неудовлетворительно. Нам давали только то, что оставалось от довольствия повстанцев. В некоторые дни мы вообще ничего не получали.
В течение этой недели меня допрашивали два раза, с составлением протокола. Меня подробно расспрашивали обо всем, что касается [моей] личности, говорили ли мои предки по-польски, где я служил и какую службу нес. Особенно интересовались, сделал ли когда-нибудь я или кто-либо из моих коллег что-то плохое какому-нибудь поляку. Обращались со мной при этом хорошо. Спустя восемь дней было принято решение: я был определен в транспортную роту, состоявшую приблизительно из 80 пленных немцев, местных русских жителей и поляков-добровольцев. У нас забрали все документы и ценные вещи и тогда же мне выдали пропуск АК.
В 5.30 был подъем. Мы были расквартированы исключительно на 4 и 5 этажах, в то время как бандиты были в подвале. Спали мы на бумажных пакетах. Питание: утром сладкий кофе и сухой хлеб, в полдень айнтопф [т. н. обед из одного блюда, т. е. густой суп с кусочками мяса], вечером густой суп и что-нибудь еще. Этого никогда не хватало, чтобы наесться досыта. Во время сбора нас делили на группы по 10-18 человек, которые поступали в распоряжение унтер-офицеров АК, и те осуществляли с нами перевозки. Я носил хлеб, муку, сахар, зерно, мясо, форму, белье и т. д., привлекался к работам по выгрузке, откапыванию засыпанных, носил воду и т. д. Работа была очень тяжелой, но обращались со мной хорошо, потому что я работал охотно. Так мне было проще всего. Склады, с которых мне приходилось носить перечисленные вещи, называть нет необходимости, так как их уже нет. Все они сожжены, засыпаны или запасы на них исчерпаны. Нашей транспортной роты тоже уже не существует. Наше последнее место расквартирования было на [ул.] Сенкевича, 3. В результате последнего налета 5.9 все в нашем районе было разгромлено.
В качестве дополнения хочу сказать, что обычно мы заканчивали работу в 19.00. Правда, для выполнения особо важных работ нас часто поднимали также ночью. Последние восемь дней перевозки совершались только ночью, так как днем мешало наблюдение с самолетов. Время от времени налеты, гранатные атаки и обстрел пехоты приводили к потерям, так как перевозки совершались, несмотря на эти обстоятельства. Многократно удавалось транспортировать грузы под землей, так как почти все подвалы были соединены между собой, существуют также многочисленные подземные ходы.
Утром 5.9 после тяжелого налета на [ул.] Сенкевича наше формирование окончательно прекратило свое существование, и все разбежались. Я добрался до улицы Сенной и спрятался в подвале дома № 71. Вместе со мной там оказались еще двое поляков, члены моей транспортной роты. Подвал был полон поляков. Все знали, что я немец, но, несмотря на это, скрывали мой побег и кормили меня. В связи со вчерашним сбросом листовок сегодня утром двинулся большой поток беженцев, которым люди АК не препятствовали. Я смешался с толпой и незамеченным пересек линию боя.

Хочу сказать, что после допроса в здании ПКО у меня отобрали полицейскую форму и выдали рабочую одежду. Интересные детали, которые я запомнил:
1) Повстанцы рассказывали друг другу, что украинцы пытают пойманных бандитов, отрезают им руки и т. д. Поэтому они ненавидят украинцев. Обращаются с ними плохо и используют на самых тяжелых работах.
2) Примерно 14 дней назад я видел около 60 немецких пленных, которых вели обнаженными до пояса (мужчины). На них были следующие знаки:
у рейхсдойче на спине большое «Р», у фольксдойче - «Ф», у украинцев - «У». Эти буквы были около 50 см высотой и были написаны смолой.
3) Снаряды гранатометов и бомбы, как правило, взрываются все, однако примерно 50% снарядов, выпущенных из тяжелых гранатометов, не разрываются, и я видел, что их очень много лежит на улицах.6
4) На территории, где я работал, на тротуарах почти не было булыжников. Они были использованы для строительства баррикад. Убитых повстанцы хоронили сразу же, на тротуарах, где не было булыжника. Могилы обозначались крестами.
5) В одной транспортной роте я видел двух евреев, которых люди из АК якобы нашли в гетто. Обращались с ними очень мягко.
6) В местах расквартирования АК везде имеются импровизированные алтари. Там ежедневно совершаются мессы и [другие] богослужения. Польские священники, как правило, носят на рукаве бело-красные повязки и призывают к стойкости и борьбе за свободную Польшу. Весь мир смотрит на Варшаву и на доблестных польских солдат и т. д.
7) Около 10 дней назад, когда одна из рабочих колонн была на поверке в филармонии, в нее ударил снаряд и засыпал 30 человек.
8) В рабочие колонны записывалось много добровольцев (также женщины с детьми), потому что им нечего было есть. В большинстве своем гражданское население возмущено восстанием и его последствиями. Об АК говорят с отвращением.
Больше ничего показать не могу. Мне ничего не известно об оставленных складах оружия или других складах, подземных каналах, которые можно использовать при отступлении, курьерской связи и методах разведки АК.
Еще одно: "На Хмельной, 7" находится крытый бассейн, источник воды в котором еще совершенно не поврежден. АК берет оттуда

большое количество хорошей питьевой воды. Я слышал также, что АК ночью а"берет воду из гетто. Но ведущая туда дорога якобы обстреливается.

Окончено:

Обершарф[юрер] СС и крим [иналь]секретарь]

Энгельберт МОРАВИЦ 'вахмистр