Отправлено: 06.11.11 17:56. Заголовок: Книга И.Ю.Сдвижкова "Тайна гибели генерала Лизюкова" (продолжение)

В издательстве "Вече" вышла в свет книга липецкого историка И.Ю.Сдвижкова "Тайна гибели генерала Лизюкова.

"Вече"

"В мае 2008 года в некоторых средствах массовой информации прошла сенсационная новость: спустя почти 65 лет после гибели генерала Лизюкова в Воронежской области найдены его останки! В судьбе прославленного генерала поставлена точка! Благодаря письму личного водителя "легендарного командарма"поисковики наконец-то обнаружили заветное захоронение, которое искали десятилетия! Но так ли это? Соответствуют ли громкие заявления истине? Были ли останки генерала Лизюкова дейтствительно найдены? На основании изучения и анализа документов и фактов автор книги показывает несостоятельность заявлений об обнаружении останков генерала Лизюкова, чья могила, увы, не найдена до сих пор. О последней боевой операции, загадочной гибели и драматической посмертной судьбе командира 2-го танкового корпуса. Героя Советского Союза генерал-майора Лизюкова, и рассказывает эта книга"

Книга появилась в продаже:
"Лабиринт"
"Амиталь"
Московский Дом Книги
OZON

 Отправлено: 28.07.12 21:50. Заголовок: Краевед пишет: Боль..

Краевед пишет:

цитата:

Большими буквами я пишу чтоб вам лучше было понятно

Я прошу воздержаться от этой манеры. Мне понятно без повышения голоса (в Интернете это трактуется именно так)
Краевед пишет:

цитата:

Пока вы НИ ЕДИНОГО документа публике не предъявили

Еще не вечер. Хотя это требование ставит нас в неравные условия, так как в опровержение официальной версии с вашей стороны также не предъявлено документов. Ну да ладно

 Отправлено: 29.07.12 09:36. Заголовок: AKi пишет: Во-первы..

AKi пишет:

цитата:

Во-первых не стоит считать, что этого никто не видел, так как это оф.бумаги (Экспертиза Липецкого, да я с ним общался лично), а письмо Нечаева видели многие, их правда тоже многих нет уже в живых.

Ну почему же не стоит. Вы об экспертизе только слышали. А о письме Нечаева также известно через третьи руки. Так что вполне можно считать, что их нет. До появления "оф.бумаги" в открытом доступе.

AKi пишет:

цитата:

Критику я попозже изложу.

Ну тогда не будем холивар этот и продолжать. А тему подвяжем до появления этой самой критики.
P.S. Тему прикрою пока.

 Отправлено: 05.11.12 05:34. Заголовок: AKi пишет: Процессы..

AKi пишет:

цитата:

Процессы дальнейшего поиска идут постоянно

AKi пишет:

цитата:

Критику я попозже изложу.

Есть ли уже какие-то промежуточные итоги, и когда они будут опубликованы?

 Отправлено: 05.11.12 05:49. Заголовок: IAM Скажите пожалуй..

IAM
Скажите пожалуйста, зачем создано так много тем с одним и тем же названием? Они только путают всех. Не проще ли объединить всю информацию в одну тему?

 Отправлено: 09.11.12 12:23. Заголовок: В какую? Предложите ..

В какую? Предложите название.

 Отправлено: 09.11.12 20:43. Заголовок: Интересно..... :sm52..

Интересно.....

 Отправлено: 14.11.12 07:36. Заголовок: OFS пишет: В какую?..

OFS пишет:

цитата:

В какую? Предложите название.

странно, с другого компа пару недель назад заходил, видел аж 3-4 темы. Кто-то глюкнул: или я, или комп
Щас вроде две темы всего в разделе.
Ладно. С этим вопрос закрыт. Можете даже удалить мои посты касательного этого. Но вот вопрос по публикации к Аки актуален. Когда же? Вариант "никогда" тоже устроит. Главное, чтобы Аки очнулся.

 Отправлено: 14.11.12 11:16. Заголовок: Денис, а у Вас нет л..

Денис, а у Вас нет ли чего нового?

 Отправлено: 14.01.13 15:37. Заголовок: Уважаемые участники ..

Уважаемые участники и гости форума!

В конце июля 2012 года дискуссия о книге "Тайна гибели генерала Лизюкова" и последовавших за ней статьях прервалась. Наши оппоненты оказались не в состоянии представить читателям необходимые доказательства своей правоты. Мы (то есть, те, кто не верит официальным заявлениям об обнаружении захоронения генерала Лизюкова) понимали, что для того, чтобы составить такое аргументированное обоснование своей версии им нужно время.

И хотя с начала дискуссии к тому моменту прошло уже 3 с лишним года, мы опять стали терпеливо ждать ответного "исторического удара" от наших "официальных оппонентов" и ждали в течение почти полугода - времени, с моей точки зрения, вполне достаточного, чтобы написать такое исследование и обосновать, наконец, их голословные до сей поры заявления. Но ничего подобного мы до сих пор так и не увидели.

Полагаю, что ждать от оппонентов этого исследования-обоснования дальше, нет смысла. Складывается впечатление, что им просто нечего сказать.

Со своей стороны мы не прекращали поиск новых документов по теме дискуссии и эти новые материалы появились! С уважением предоставляю их всем заинтересованным читателям и благодарю их за потраченное время, внимание и желание разобраться в обсуждаемом вопросе.

 Отправлено: 14.01.13 16:05. Заголовок: К вопросу о гибели и..

К вопросу о гибели и захоронении генерала Лизюкова:
новые данные.

Весной 2009 года в Воронеже развернулась дискуссия об обстоятельствах гибели и захоронения командира 2 ТК (бывшего командующего 5 ТА) генерал-майора Лизюкова, о которой затем стало известно и широкому кругу историков и исследователей в России и ближнем зарубежье. За это время из печати вышли две диаметрально противоположные друг другу книги, появились различные публикации в печатных и электронных СМИ, бурное обсуждение проходило на военно-исторических форумах. Интерес к этой теме во многом связан с тем, что ряд исследователей считают официальные заявления об обнаружении останков генерала Лизюкова в Лебяжьем несостоятельными, тем более что эти заявления не только не подтверждались ни одним архивным документом, но и противоречили им. Попытки руководителей поискового объединения «Дон» и поддерживающих их СМИ подвести под «сенсацию» хоть какую-то историко-архивную базу и явная надуманность выдвинутых ими объяснений сделали это ещё более очевидным.

Уже тогда документы позволяли сказать, что обнаружение останков генерала Лизюкова является мифом, что найденные останки не имели к генералу никакого отношения и что версия о его захоронении в Лебяжьем в июле 1942 просто не соответствует фактам. За всё это время наши оппоненты оказались не в состоянии ни доказать свою точку зрения убедительными историческими аргументами, ни опровергнуть ключевые доводы своих противников, а на многочисленные к себе вопросы «ответили» полным молчанием. Ярким примером тому является опубликованная в одной из воронежских газет статья П. Попова (ВК, 4.5.2012), которая больше всего и свидетельствует о том, что по существу дискуссии возразить нашим оппонентам НЕЧЕГО. Несмотря на уже имеющиеся обоснования надуманности версии о захоронении генерала Лизюкова в Лебяжьем сбор новых данных по этому вопросу продолжался. Итоги этой работы представлены в этой статье.

Прежде всего, мне хотелось бы уточнить и дополнить те материалы, которые уже были представлены в книге и ранних статьях. Начнём с того, что в период работы над ними я, к сожалению, не знал, кто входил в экипаж танка, на котором Лизюков пошёл в свой последний бой, поэтому, называя танкистов по их штатной должности, не мог назвать их имён. Найденные в результате поисков новые архивные документы позволяют теперь сделать это.

Все экипажи танков КВ (50 человек) прибыли со своими 10 танками в 27 тбр в составе 12-й и 13-й маршевых рот из Челябинска прямо накануне наступления – 20 июля 1942 года. Для бригады они были новичками, ранее в её составе в боевых действиях не участвовали, и на следующий день после прибытия в новую часть пошли в первый бой. Танк КВ, который по приказу Лизюкова был ему приготовлен «у церквы Большая Верейка» капитаном Лучниковым (и.о. командира 27 тбр), был относительно новым, отгруженным с завода ЧТЗ в начале января 42 г., и имел заводской номер 43686. Согласно списку, в его экипаж входили:

1.младший лейтенант Ивонин Николай Евсеевич (командир взвода, он же командир машины).
2.старшина Жлудин Иван Федорович (старший механик-водитель).
3.старшина Суслов Евгений Александрович (командир орудия).
4.старший сержант Пузиков Алексей Иванович (радист).
5.сержант Можаев Сергей Яковлевич (младший механик-водитель).

(Здесь я должен извиниться перед читателями за допущенную ошибку. Дело в том, что много лет назад, переписывая данные со своих черновых записей, я неточно записал фамилию и отчество младшего механика-водителя из экипажа Лизюкова, в результате чего все эти годы я был уверен, что им был Мамаев Сергей Николаевич. К слову сказать, в архивном документе фамилия младшего механика-водителя в одном месте написана через букву «о», в другом - через букву «а». Тем не менее, ошибочно написанные мной согласная «м» вместо «ж» и отчество «Николаевич» вместо «Яковлевич» привели к досадной неточности и стали причиной того, что все попытки найти единственного выжившего в том бою свидетеля гибели генерала Лизюкова через ОБД «Мемориал» оказались безрезультатными. Ещё раз выражаю уважаемым читателям своё искреннее сожаление по поводу этой ошибки.)

Из анализа и сопоставления имеющихся документов можно сделать обоснованное предположение, что в составе экипажа КВ в бою 23 июля 1942 года не было штатного командира орудия – старшины Суслова. Очевидно, получив приказание подготовить для Лизюкова танк, капитан Лучников, чтобы освободить в башне КВ место для генерала, предусмотрительно «снял» с танка командира орудия. Когда же вечером 22 июля в Крещенке к Лизюкову решил присоединиться и Ассоров, Лизюков, чтобы освободить место в танке для комиссара, вывел из экипажа и штатного командира машины, о чём позже дал показания офицер связи Лизюкова. Следовательно, младшего лейтенанта Ивонина в составе экипажа КВ в последнем бою Лизюкова 23 июля не было.

Поэтому утром 23 июля в КВ № 43686 27 тбр, на котором пошли в свой последний бой командир и комиссар 2 ТК, скорее всего, находились:
1. Генерал-майор Лизюков.
2. Полковой комиссар Ассоров.
3. Старший механик-водитель - старшина Жлудин.
4. Радист - старший сержант Пузиков.
5. Младший механик-водитель - сержант (по докладу Сухоручкина – старший сержант) Можаев.

К сожалению, в отличие от архивных фондов многих других танковых бригад в документах 27 тбр отсутствуют списки безвозвратных потерь личного состава за рассматриваемый нами период, поэтому точно выяснить судьбу старшего механика-водителя Жлудина и радиста Пузикова на основании бригадных донесений не представляется возможным. Однако благодаря поиску воронежца Александра Баева всё же удалось найти здесь какие-то «зацепки». Данные ОБД Мемориал позволяют предположить (несмотря на некоторые несовпадения, которые, на мой взгляд, объясняются как весьма своеобразным характером найденных документов, так и неточными и неполными сведениями, использованными в них в качестве источников информации), что погибшим механиком-водителем танка Лизюкова возможно был 28 летний старшина (по представлению родственников - красноармеец) Жлудин Иван Фёдорович, родившийся в 1914 году в посёлке Черново, Гдовского района Псковской области. Убитым же при выходе из танка стрелком-радистом вероятно был 21 летний старший сержант Пузиков Алексей Иванович, родившийся в 1921 году в городе Орша в Белоруссии. Об их трагической судьбе родственники, вероятно, не узнали чего-то определённого и после войны…

Гораздо больше сведений удалось найти о сержанте Можаеве. Сергей Яковлевич Можаев родился в 1919 году в Челябинской области. Местом его рождения в документе указан колхоз им. Чапаева, Ункурдинского сельского совета, Нязепетровского района (хотя никаких колхозов в 1919 году ещё не было, но за неимением других данных приходится исходить из этого. Правда, в регистрационной карточке, в графе «место рождения», заполненной, судя по всему, со слов самого Можаева, местом его рождения указана деревня Болеевка).

В 1939 году он был призван в РККА, получив до призыва 4-классное начальное образование в сельской школе и специальность механика МТС, что, очевидно, и предопределило его дальнейшую службу в танковых войсках. Где он служил «кадровую», как встретил войну, на каких фронтах воевал (если воевал) остаётся неясным, но совершенно очевидно, что к лету 1942 года 23-летний (или почти 23-летний) старший сержант Можаев отслужил в Красной Армии около 3 лет, из них год во время войны.
Из регистрационной карточки Ленинградского пересыльного пункта следует, что полученные 23 июля 1942 года Можаевым ранения (осколочное и пулевое) были действительно тяжёлыми, ибо он находился на излечении в эвакогоспитале почти 4 месяца и был выписан оттуда только 14 ноября 1942 года. Затем Можаев был направлен под Ленинград и служил уже не в боевой части, а в 20 отдельном учебном танковом батальоне. Увы, несмотря на это ему не суждено было пережить войну. Весной 1943 года он получил новое ранение (ранения?) и умер от ран в 225 омсб 131 сд 9 апреля 1943 года. Старший сержант Можаев был похоронен на госпитальном кладбище станции Понтонная недалеко от Ленинграда.



(Увы, этого кладбища сейчас нет, все могилы заросли травой и находятся на территории бывшей больницы, а теперь - хосписа. По словам его сотрудницы, проработавшей там с 50 годов прошлого века, никаких перезахоронений с территории бывшего кладбища не было, стало быть, около 300 умерших от ран бойцов и командиров Красной армии до сих пор лежат там. В районе хосписа есть памятник, возле которого местные поисковики захоранивают найденные ими останки, но никаких следов госпитальных захоронений военного времени там практически не осталось. Более того, по словам представителя координационного центра поисковых отрядов Бирюковой В.А., сравнивавшей расположение могил по списку ОБД «Мемориал» с современным состоянием местности, значительная часть тех могил уже находится под новостройками…).




Попытки найти кого-либо из родственников Можаева не увенчались успехом: он был не женат, пережившая сына мать Акулина Васильевна не дожила до наших дней, данных об отце в документах вообще не было. Мой добрый товарищ и единомышленник из Самары Александр Барков, производивший поиск по Можаеву, дозвонился до Ункурдинского сельского совета, где вспомнили своего погибшего в войну односельчанина, но, увы, ни его фотографии, ни каких-либо данных о нём найти не смогли. Его преклонных лет племянница сообщила лишь, что её дядя в отпуск "по ранению" не приезжал, а как ушел в армию, так больше его никто и не видел, а получили только похоронку....

Таким образом, вопрос поисков по единственному выжившему свидетелю гибели генерала Лизюкова был отработан, хотя и не дал ожидаемых результатов. Тем не менее, тщательные архивные изыскания позволили выяснить, что ниточка поисков по Можаеву не оборвалась весной 1943 года, ибо наиболее важную информацию он всё-таки успел сообщить ещё в 1942 году. Об этом свидетельствуют новые документы.
В ЦАМО удалось найти рапорт начальника штаба 2 ТК полковника Нагайбакова по вопросу гибели генерала Лизюкова. Этот документ сам по себе представляет большой интерес, но прежде всего мне хотелось бы остановиться именно на той его части, где Нагайбаков пишет о Можаеве. Однако сначала мне следует пояснить суть рассматриваемого вопроса для тех читателей, которые малознакомы или вообще не знакомы с ходом развернувшейся ранее дискуссии.

Наши оппоненты утверждали, что Лизюков и Ассоров пошли в свой последний бой 23 июля 1942 года на разных танках, что подбитый КВ Лизюкова, якобы вытянули с поля боя танкисты 1 гв. тбр, а КВ Ассорова остался на поле боя совсем в другом районе. При этом обнаруженный разведчиками 1 ТК неопознанный труп с вещевой книжкой генерала Лизюкова был найден ими якобы именно вблизи подбитого КВ Ассорова и потому, де, не мог иметь к погибшему командиру 2 ТК никакого отношения.

Существующие архивные документы уже тогда позволили мне показать несостоятельность этой версии. Последняя зацепка, за которую упорно цеплялись наши оппоненты, состояла в том, что в рассказе Можаева об обстоятельствах гибели генерала Лизюкова (приведённом в докладе замкомандующего Брянским фронтом по автобронетанковым войскам полковника Сухоручкина) не было каких-либо упоминаний об Ассорове, что, мол, говорило в пользу того, что Ассорова в танке с Лизюковым не было, а потому ещё оставались какие-то основания для версии с двумя разными танками КВ.

В книге я попытался объяснить и этот момент, оставляя тогда за оппонентами право принимать или не принимать мои объяснения. Так вот теперь, с обнаружением рапорта Нагайбакова, необходимость давать такие объяснения-предположения вообще отпадает, ибо факт присутствия Ассорова в КВ Лизюкова теперь доказан и на основании рассказа Можаева. Таким образом, новый архивный документ окончательно снимает всякие сомнения в том, что Лизюков и Ассоров пошли в свой последний бой в одном танке, а неопознанный труп с вещевой книжкой Лизюкова был найден не у какого-то другого танка, а именно вблизи КВ командира 2 ТК.
Из рапорта Нагайбакова также следует, что немецкие автоматчики оказались на КВ уже вскоре после того, как танк был подбит, что, в свою очередь, говорит о том, что у оставшихся в живых членов экипажа практически не было ни времени, ни возможности снимать генеральскую гимнастёрку Лизюкова, прятать куда-то его награды и документы (предположения, которые были высказаны по ходу дискуссии). К тому же, из всего экипажа только один Можаев смог выбраться из танка и раненым отползти в рожь, стрелок-радист был убит при выходе из танка, а остальные члены экипажа вообще остались внутри машины.

Проясняет рапорт и другие важные вопросы, которые оставались после прочтения доклада Сухоручкина: когда именно стало известно о том, что случилось с Лизюковым, и какую реакцию вызвал у начальства рассказ Можаева. Так, Нагайбаков пишет, что военфельдшер 26 тбр (Муссоров) сам пришёл к нему на КП с целью доложить ему о рассказе Можаева, который, в свою очередь, «послал Муссорова передать» свой рассказ начальству, и что случилось это «ещё до конца боя» 25 июля что, скорее всего, следует понимать как вечер того дня. (Из сопоставления рапорта с другими документами можно сделать вывод, что описываемые в нём события ошибочно смещены на один день.)

Анализируя эту информацию и исходя из того, что, понимая важность услышанных им сведений, Муссоров пошёл докладывать Нагайбакову о рассказе Можаева немедленно, а не, к примеру, через день, можно предположить, что после полученных им в бою ранений Можаев добирался до расположения наших частей мучительно долго (вероятно, теряя при этом сознание и часами лёжа в забытьи) и оказался в медсанвзводе 26 тбр только 24 июля. Из рапорта также следует, что о предполагаемой гибели Лизюкова Нагайбаков, а за ним и поставленные им в известность лица из штаба Брянского фронта узнали почти через двое суток после произошедшего.

Этот факт в который уже раз и с ещё одной стороны опровергает заявления наших оппонентов о том, что гибель командира 2 ТК произошла чуть ли не на глазах у командира 1 ТК Катукова, который якобы видел последний бой генерала Лизюкова, наблюдал что его танк был подбит и тут же организовал эвакуацию подбитого КВ с поля боя. Если бы всё было действительно так, как описано в мемуарах Катукова, которые наши оппоненты использовали как доказательство своей правоты, то о гибели Лизюкова начальству стало бы известно уже 23 июля, то есть в день его гибели, а не гораздо позже (об ошибочности названной в мемуарах Катукова даты гибели Лизюкова я уже писал ранее).

Как только Нагайбакову стало известно о случившемся, он не удовлетворился услышанным от Муссорова и решил тем же вечером ехать за десятки километров, чтобы разыскать самого Можаева – единственного на тот момент свидетеля, который из первых уст мог рассказать о том, что случилось с Лизюковым и Ассоровым. Нагайбаков выяснил, что Можаев был отправлен в госпиталь в деревню Барановка (4 км от железнодорожной станции Хитрово и около 50 км по просёлкам от штаба 2 ТК) и отправился туда на его розыски.

Увы, к приезду начальника штаба 2 ТК в Барановку Можаева там уже не было. Его отправили в тыловой госпиталь, так что опросить его лично Нагайбакову не удалось. Тем не менее, он выяснил номер санитарного эшелона, а также то, что эшелон был направлен по железной дороге «в направлении на Тамбов». Так далеко Нагайбаков уже не поехал, очевидно полагая невозможным в отсутствие командира и комиссара корпуса надолго оставлять ведущие бой части 2 ТК. Тем не менее, как и следовало этого ожидать от ответственного должностного лица, Нагайбаков передал полученные им сведения по команде и сообщил о том, что ему удалось узнать сразу трём важным адресатам: представителю политуправления Брянского фронта, представителю особого отдела фронта и военному комиссару АБТВ Брянского фронта старшему батальонному комиссару Огневу. После этого командование, наконец, узнало о случившемся, а маховик официального расследования начал раскручиваться.

Причём из анализа и сопоставления документов следует сделать вывод, что по следам Можаева были посланы дознаватели, которые вскоре нашли его в госпитале и опросили, а его (или с его слов) письменные показания и легли в основу как расследования по линии особого отдела, так и итогового доклада полковника Сухоручкина. То есть, следы раненного Можаева отнюдь не затерялись, как можно было предположить раньше, а его свидетельства (а не пересказ Муссорова) и стали первоисточником для последующих докладов по гибели Лизюкова, что, безусловно, увеличивает их ценность и устраняет возможность их искажений пересказами из «вторых уст», наглядные примеры которых можно найти в ряде книг мемуарно-публицистического характера.

Рапорт Нагайбакова свидетельствует и о том, что о показаниях разведчиков 1 ТК (об обнаружении подбитого КВ с трупом полкового комиссара Ассорова на башне) полковнику Сухоручкину стало известно НЕ из штаба 2-го ТК. Совершенно очевидно, что, исходя из уставного порядка прохождения донесений «по команде» (от подчинённого в первую очередь к своему непосредственному начальнику), эта информация поступила к нему именно из 1 ТК, а не какой-либо другой части. Неосведомлённый читатель может здесь удивиться: а чего ж тут непонятного? С какой стати о показаниях разведчиков одного танкового корпуса начальству будут сообщать из другого? Однако не будем спешить и остановимся на этом важном моменте подробнее, ибо он многое проясняет и опять наглядно показывает несостоятельность объяснений наших оппонентов.

Дело в том, что информация о показаниях разведчиков 1 ТК могла быть получена Сухоручкиным либо в результате его приказания-запроса в штаб подчинённого фронту корпуса выяснить всё возможное по интересующему его вопросу (можно предположить что такие запросы получили и штабы других частей опергруппы Чибисова, в частности 193 и 167 сд, 118 тбр, 104 осбр. Очевидно, не остался в стороне и штаб самой опергруппы), либо в результате инициативы самих подчинённых, донёсших начальству о ставших известным им сведениях. И в том, и в другом случае командование 1 ТК (и в первую очередь сам командир корпуса – генерал-майор Катуков) должно было знать о полученном запросе или переданном наверх донесении, ибо эти сведения никак не могли пройти мимо него.

Из сопоставления доклада Сухоручкина и рапорта Нагайбакова следует, что командование 1 ТК знало об идущем в связи с пропажей Лизюкова расследовании, ибо было передаточным звеном между своими разведчиками и дознавателями из штаба Брянского фронта, включая и бдительных «особистов», которые несомненно (по должности!) отрабатывали возможность измены или пленения бывшего сослуживца генерала Власова, а потому должны были «глядеть» далеко, «копать» глубоко и опрашивать свидетелей, тщательно выясняя все детали этой подозрительной истории. Представить, что в этой ситуации командир 1 ТК Катуков, а также целый ряд его подчинённых, своими глазами видевших (!) последний бой и гибель Лизюкова, все как один промолчали бы о том, что они знали, и, словно сговорившись, утаили бы известную им бесценную информацию о судьбе разыскиваемого и «похороненного ими со всеми воинскими почестями» генерала, командира танкового корпуса и Героя Советского Союза, совершенно невозможно!

Командование 1 ТК просто обязано было донести о гибели и захоронении Лизюкова начальству, даже не дожидаясь никакого расследования. Тем более оно обязано было это сделать, когда расследование началось! Версия о том, что, мол, Катуков «со товарищи» знали о судьбе Лизюкова, но «скромно и гордо промолчали» во время расследования, потому, что их, де, не удосужились опросить лично, является совершенно надуманной. Таким же надуманным является и утверждение, что раз в докладе Сухоручкина нет конкретной фразы об опросе Катукова, то следует предположить, что «недалёкие незнайки-расследователи» попросту глупо «прошли мимо» важнейшего свидетеля по делу о гибели Лизюкова, в то время как ему много чего можно было рассказать (а в сущности вообще поставить точку во всём этом расследовании и развеять все подозрения об измене или пленении Лизюкова известием о его гибели и захоронении у «Сухой Верейки», если бы только это было правдой).

Исходя из такой логики, в докладе Сухоручкина должен был быть огромный список из сотен, если не тысяч фамилий всех тех, кто был «опрошен, но ничего существенного по вопросу о гибели Лизюкова не пояснил» - только тогда и можно было бы считать, что упомянутые в списке лица ничего не знали об этом. В этом случае расследователям пришлось бы потратить впустую просто уйму времени и, строго опрашивая чуть не каждого предполагаемого ими свидетеля (исходя при этом из посыла, что «если его официально не опросить, он, ведь, молчун, сам не расскажет!»), вести расследование долго и крайне неэффективно…

Но, как это совершенно очевидно, вместо того, чтобы самим искать и официально опрашивать сотни «равнодушных и безответственных молчунов», начальство, как это и должно было быть исходя из армейской подчинённости да и просто из здравого смысла, приказало соответствующим штабам (а те, в свою очередь, своим подчинённым) САМИМ и НЕ ДОЖИДАЯСЬ когда их будут «официально» спрашивать донести о том, что им известно по существу дела. Те, кто действительно что-то знали, как это и произошло в случае с разведчиками из 1 ТК, те об этом и рассказали, о чём и сохранилось упоминание в документе. Те же, кому нечего было сказать, как это, очевидно, и произошло в случае с Катуковым и другими мемуарными «свидетелями» гибели и похорон Лизюкова у «Сухой Верейки», те ничего и не рассказали. Потому о них и не осталось упоминаний в документах. Естественно, что при этом полковнику Сухоручкину не пришло в голову перечислять в итоговом докладе всех тех, кто ничего показать не смог, ибо он был здравомыслящим офицером, а не канцелярским составителем бесконечных списков «не свидетелей».

Разумеется, речь здесь идёт именно о сведениях, которые могли как-то прояснить вопрос о том, что случилось с Лизюковым в последнем бою, а не о предшествующих этому бою обстоятельствах и причинах неудачи наступления 2 ТК в целом, о чём в ходе расследования давали показания должностные лица 2 ТК. Здесь, в отличие от прояснения судьбы Лизюкова, дознаватели чётко знали кого спрашивать, а потому и поехали во 2-й, а не в 1-й ТК. О том, что разведчики 1-го ТК упомянут факт обнаружения КВ с трупом полкового комиссара на башне и, тем самым, подтвердят показания Можаева, дознаватели знать никак не могли. Поэтому эта информация могла появиться после запроса сверху или инициативы снизу самих разведчиков из 1 ТК, а не потому, что они попали в список сотен «просеиваемых» дознавателями лиц и только поэтому сообщили о том, что они видели.

Рапорт Нагайбакова доказывает и несостоятельность ещё одной «спасительной» для находчиков лазейки – утверждения о том, что видевшие подбитый КВ и труп полкового комиссара на нём разведчики 1 ТК (предположительно 89 тбр) могли по-дружески сообщить об этом своим соседям из 2 ТК, но почему-то не сообщили своему прямому начальству даже после начала официального расследования (типа, «запамятовали» или вообще посчитали ненужным беспокоить командование по такому «пустяшному» поводу). Из этой версии выходило, что, мол, в отличие от своих «своенравных» разведчиков, доносивших куда они хотели (соседям), а не куда им было положено (по команде своему начальству), командование 1 ТК «ни сном ни духом» не ведало о том, что КВ командира 2 ТК был обнаружен их же подчинёнными, и потому беспомощно «разводило руками»: мол, о гибели Лизюкова ничего не знаем, пояснить по этому вопросу ничего не можем…

Да и вообще о самом официальном расследовании штаба Брянского фронта, если верить объяснениям наших оппонентов, командование 1 ТК не имело ни малейшего представления. Какая досада! Расследователи (в том числе и отрабатывавшие версию плена Лизюкова «особисты», для которых поступившая именно от разведчиков 1 ТК информация была нужна «как воздух») и знавшие главную тайну многочисленные офицеры 1 ТК «в упор друг друга не заметили». Первые «по недалёкости» не спрашивали, а вторые «по легкомыслию и наивности» не считали нужным доносить об этом наверх! Потому, де, Катуков и его подчинённые ничего не сообщили о тайне исчезновения и гибели генерала Лизюкова – они ж просто не знали, что того ищут и не могут найти!

Уже в прежних дискуссиях было очевидно, что эта совершенно надуманная версия шита белыми нитками, но теперь, с введением в оборот нового архивного документа, она окончательно «рассыпается». Ни о каких «дружеских» сообщениях разведчиков из соседнего 1 ТК Нагайбаков, (равно как и его подчинённые, которые обязаны были доложить ему о любой информации о судьбе командира и комиссара 2 ТК), не знал и в своём рапорте о них вообще не упоминал.
Как и в случае с мемуарами Катукова, которые были использованы лидерами ПО «Дон» в качестве одного из главных своих доказательств, новый обнаруженный в ЦАМО документ развенчивает и второе историческое «доказательство» наших оппонентов - мемуары бывшего начальника разведотдела 2 ТК майора Ивановского. О недостоверности многих моментов из его книги я уже подробно писал раньше, когда сравнивал рассматриваемые события с известными архивными документами. Теперь, читая рапорт Нагайбакова, сделаем это ещё раз.

Напомню читателям, что помимо заявления о якобы двух разных КВ, на которых Лизюков и Ассоров пошли в свой последний бой, Ивановский в своей книге утверждал, что уже вечером в день ухода Лизюкова в бой (то есть 23 июля), он по своей инициативе предложил «немедленно организовать поиск», «быстро снарядил на задание две группы пеших разведчиков» и что уже через сутки посланные им разведчики принесли планшетку и вещевую книжку Лизюкова, а также сообщили, что видели «подбитый и обгоревший» танк генерала без каких-либо следов экипажа. Как видим, в своих мемуарах 1984 года издания бывший начальник разведотдела 2 ТК Ивановский действует исключительно инициативно и оперативно.

А что же мы читаем в секретном рапорте начальника штаба 2 ТК начальнику штаба ГАБТУ Красной армии от начала августа 1942 года? В нём Нагайбаков пишет, что вечером 24 июля (очевидно 23 июля) он «послал майора Ивановского в боевые порядки танковых бригад с задачей найти генерала Лизюкова, вручить ему шифровку, доложить о мероприятиях, которые я наметил на ночь по пополнению бригад боеприпасами и ГСМ и ознакомиться на месте в бригадах с действительной обстановкой….Майор Ивановский вернулся в 2:00 25 июля (24 июля. – И.С.) и генерала Лизюкова не нашёл».

Как видим, ни об исчезновении, ни о каких-либо специальных поисках пропавшего командира корпуса, ни о высылке по инициативе Ивановского групп пеших разведчиков в рапорте не идёт и речи. Более того, из этого документа следует, что вплоть до утра 25 июля (24 июля. – И.С.) в штабе корпуса ещё даже не «забили тревогу» по поводу подозрительно долгого отсутствия Лизюкова и Ассорова. Нет в рапорте никакого упоминания и о якобы найденных разведчиками Ивановского планшетке и вещевой книжке Лизюкова (не удивительно, так как его планшетку вообще не нашли, а вещевую книжку обнаружили разведчики 1-го, а вовсе не 2-го ТК), обнаружении его «подбитого и обгоревшего» КВ и результатах поиска командира 2 ТК, а ведь эта информация была бы тогда важнейшей! Становится совершенно очевидным, что мемуарный рассказ Ивановского попросту не соответствует фактам!

Рапорт Нагайбакова и другие найденные в ЦАМО документы окончательно проясняют и вопрос с радиосвязью, подтверждая, что никакой радиосвязи с Лизюковым в его последнем бою у штаба 2 ТК не было. Читаем донесение начальника оперотдела 2 ТК подполковника Пупко, написанное им в 10 утра 23 июля 1942 года: «Доношу, что с гвардии генерал-майором тов. Лизюковым связаться не смог. В 9:20 КП подвергался бомбардировке, и радиостанция вышла из строя. Переместился в рощу 3 км севернее Суриково. Продолжаю добиваться связи с Лизюковым». Начальник оперотдела 2 ТК подполковник Пупко утром 23 июля как раз и находился на передовом КП корпуса в Суриково, куда он переместился вместе с небольшой оперативной группой и «одной рацией, смонтированной на машине «Бантам».

Начальник штаба 2 ТК подполковник Нагайбаков, в частности, доносил в 13:30 того же дня: «КП штакора дважды бомбился противником. Разбита рация РСБ смонтированная на «Бантаме». Разбит и сгорел танк Т-60. КП перешел на запасной - роща в овраге северо-восточнее 1 км Суриковы выс.». Из оперсводки 2 ТК от 20:00 23 июля следует, что при бомбёжке КП была не только разбита единственная рация для связи с Лизюковым, но и ранен её радист, а также два находившихся на КП начальника особых отделов – 2 ТК и 148 тбр.

Теперь, зная эти факты, ещё раз вспомним про разного рода «свидетельства», которые нам представляли в качестве доказательства подлинности «сенсационной находки» ПО «Дон», ибо это поможет нам лучше понять, как создавался и оправдывался миф об обнаружении останков Лизюкова.

В мае 2009 года мой оппонент некто «Север» (думаю, что это был ни кто иной, как сам главный архивист ПО «Дон» и автор изданной позже брошюры А. Курьянов) писал: «Совсем недавно тележурналисты разыскали старенького фронтовика – радиотелеграфиста, работавшего на машине (американской) радиосвязи прикреплённой к командарму 5-й ТА. Эта же машина и естественно 4 человека - спецы радиосвязи и в их числе молодой Василий Ольховик – сопровождали Лизюкова (он был к тому времени командующим 2 ТК) 23 июля. Но машина радиосвязи остановились по приказу генерала за 2-3 км перед высотой 188.5. По радиоэфиру они прослушивали динамику событий в том районе. Скажу коротко в тех местах уже до того шли бои. Лизюков шёл через поле. А о его смерти уже позже сообщил радистам водитель генерала. Я лично прослушал аудиозапись свидетельства старого фронтовика».

 Отправлено: 14.01.13 16:07. Заголовок: В том же духе и, оче..

В том же духе и, очевидно, со слов всё тех же лидеров ПО «Дон» писал о личном радисте Лизюкова и журналист ВК (Воронежского курьера») П. Попов: «Найден поныне здравствующий очевидец - бывший радист, ехавший в автомобиле позади танка Лизюкова, точнее, в хвостовой части сопровождения генерала».

Телекомпания НТВ в своём майском 2009 года (ко дню победы) репортаже даже показала уважаемого ветерана, который сказал «на камеру»: «За его (Лизюкова. – И.С.) труп, за его тело целые сутки бои шли. Немцы хотели его схватить, а наши не хотели отдавать. Мы чуть не плакали». От себя журналисты поведали всей стране даже о том, что «Сержант Ольховик слышал по радиосвязи последние приказы Лизюкова из танка. Судя по ним, говорит ветеран, это был страшный бой».

Прогневавшийся на меня за выступление против официальной версии внучатый племянник Лизюкова И. Афанасьев, с трудом подыскивая хоть какие-то доводы в поддержку принятых им на веру выдумок, сгоряча заявил той же весной 2009 года, что воспоминания В. Ольховика являются ни много ни мало а «документальным свидетельством участника последнего сражения командарма, которое полностью подтверждает результат поисковой работы «Дона» и суть событий, изложенную в «Воронежском курьере» журналистом П. Поповым» (о голословности и несостоятельности этих заявлений я подробно написал в книге).

Наконец летом 2009 года журналист «Комсомольской правды» В. Песков в своей большой статье о Лизюкове поведал читателям об очередном «свидетельстве» В. Ольховика, которое на удивление точно (и очень кстати!) подтверждало версию «находчиков». Причём уважаемый журналист не просто рассказал о том, что ему стало известно, а ПРОЦИТИРОВАЛ слова своего собеседника, что, очевидно, не должно было оставить у читателей никаких сомнений в подлинности услышанного им свидетельства: «Дал мне Иван Николаевич (Афанасьев. – И.С.) и телефон сибиряка Василия Ивановича Ольховика - единственного человека из тех, кто помнил последний день Лизюкова. Я с первого раза дозвонился в сибирскую деревеньку Карган. Отозвался сам Василий Иванович: «Рад нашему разговору. Лизюков в тот страшный день оставил меня с рацией в укрытии у леска, и я видел, как останки его и еще семерых ребят на броне танка провезли к церкви».

Историческую «ценность» всех этих заявлений-аргументов я уже подробно разбирал в книге, но теперь можно сделать это и на основании новых документов. Остановимся поподробнее на последнем «свидетельстве». Согласно документам самым ближним к передовой месторасположением единственной и позже попавшей под бомбёжку машины радиосвязи с Лизюковым, была северная окраина деревни Суриково, которая находилась примерно в 7 километрах от передовой. Стало быть, даже если предположить, что В. Ольховик был там и действительно видел то, что рассказал В. Пескову, с «похоронами Лизюкова у церкви» получается полный абсурд: сначала генерала и «семерых ребят» повезли на броне танка с поля боя в тыл, но, проехав туда около 7 километров, поехали назад к передовой чтобы хоронить Лизюкова чуть ли не под носом у врага!

Вопиющая бессмысленность таких действий, равно как и надуманность данного «воспоминания» становятся совершенно очевидны. Не углубляясь в эту тему дальше (другие «ляпы» представленных нам «свидетельств» уже были разобраны ранее в книге) зададимся вопросом: как и откуда берутся такие вот «свидетельства», которые нам с важным видом выдают за доказательства правоты «находчиков» и их покровителей?

Скажем сразу: уважаемый В.И. Ольховик не имеет никакого отношения к сказке о «проезде танка с погибшим генералом и семерыми ребятами к церкви на глазах у радистов», что подтверждают беседы с ним (записи которых имеются), да и полное отсутствие этого «проезда» в публичной аргументации наших оппонентов, которые, уверен, не преминули бы воспользоваться таким нужным им «свидетельством», если б оно действительно было. Ничего подобного ветеран НЕ ГОВОРИЛ. Совершенно очевидно, что этот «проезд» - плод творческого воображения столичного журналиста или его находчивых консультантов, приватно «вспомнивших» ему нужный эпизод за ветерана. Если же называть вещи своими именами, то приведённое В. Песковым «свидетельство» является откровенной придумкой, если не употреблять при этом более точного, ёмкого и грубого слова.

Из бесед с В.И. Ольховиком, равно как и из приведённых самими оппонентами (когда они умерили свой первоначальный пыл и неуёмное желание во что бы то ни стало сделать из уважаемого фронтовика нужного им свидетеля) фрагментов его воспоминаний следует, что он повествует об общей обстановке тех горячих июльских дней 1942 года и о том, как осуществлялась боевая работа его радиоподразделения, но при этом он явно рассказывает НЕ о дне 23 июля 1942 года и уж тем более НЕ является свидетелем последнего боя генерала Лизюкова, о чём красноречиво свидетельствуют явные нестыковки его рассказа с документами (об этом также смотрим в книге).

Теперь попробуем показать это на новых архивных материалах. Для начала обратим внимание на то, ЧТО именно вспоминает уважаемый В.И. Ольховик о последнем дне генерала. Мы читаем об адъютанте-подполковнике, сказавшем радистам «поехали!» (этого просто не могло быть, так как адъютант Лизюкова – капитан Пендак, погиб накануне в тылу врага), машине связи, замаскированной экипажем в поле после отмашки генерала остановиться, томительном ожидании в 2-3 км от передовой, где немцы «жали», невозможности никуда уехать без разрешения и новом появлении адъютанта в «подлетевшей» машине уже без генерала, который махнул рукой уезжать в тыл… Вот и все воспоминания о якобы 23 июля 1942 года...

А как же бомбёжка, в результате которой была разбита рация на машине (надо думать и сама машина, на которой та рация была смонтирована), ранен радист и сразу два начальника «особиста»? Ведь та бомбёжка могла стоить В.И. Ольховику жизни, а сам целенаправленный авиаудар по КП наверняка остался бы в памяти тех, кто пережил столь пугающе близкий смертельный «звонок»… Неужели же В.И. Ольховик не вспомнил бы такое? Мне просто трудно в это поверить. Как можно запамятовать столь драматическое событие? Однако, вспоминая разные рутинные детали того далёкого дня, личный радист Лизюкова вообще ничего не вспомнил ни о бомбёжке, ни о её катастрофических для связи с генералом последствиях. Странно… У меня лично складывается впечатление, что полное отсутствие каких-либо упоминаний об этом совсем неординарном эпизоде в рассказе В.И. Ольховика говорит о том, что ничего этого он не видел и что на единственной на КП радиомашине связи с Лизюковым его в тот день вообще не было. Об этом говорят следующие детали из его рассказа:

1. В.И. Ольховик говорит о крупной танковой атаке немцев в 1,5 километра от места остановки радиостанции. Ни утром, ни днём 23 июля никакой немецкой атаки в том месте не было.

2. По его словам, если Лизюков уезжал на передовую на несколько часов, то радиостанцию "закапывали", а если ненадолго, то просто маскировали. В этот раз был приказ: остановиться, но не окапываться. Значит, генерал уезжал ненадолго. Но мог ли Лизюков считать, что уезжает всего на час-два, если он собирался идти в бой, и около 15 км пробиваться по немецким тылам в район Медвежьего, ещё не зная ни обстановки там, ни состояния прорвавшейся туда 148 тбр, ни того когда он сможет вернутся оттуда?!

3. Из рапорта начальника штаба 2 ТК следует, что утром 23 июля 1942 года Лизюков вообще не заезжал на выдвинутый в Суриково КП, поэтому даже если допустить, что Ольховик был тогда на этом КП, видеть генерала он там не мог.

4. В.И. Ольховик не заметил расформирования 5 ТА (он до сих пор уверен, что армию не расформировывали, а Лизюкова после гибели просто сменил новый командующий - Романенко) и, скорее всего, описывает день, когда он последний раз видел Лизюкова, а не день его гибели. Эти события, судя по всему, и слились для ветерана в одно.

5. В.И.Ольховик нигде - ни в книге Курьянова, ни в своих воспоминаниях - не говорит про то, что узнал о гибели Лизюкова сразу после приезда адъютанта или хотя бы в тот же день. У А. Курьянова буквально написано: "ПОТОМ мы узнали, что танк его был подбит.... ПОТОМ стало известно, что погиб генерал, и сутки или двое за его тело велись бои". Все - "потом". "И как радисты, мы ДУМАЛИ, что переговоры генерал вел нешифрованные..." Т.е. когда Лизюков погиб, получается, что радисты уже ничего не слышали, т.к. в это время не были "приданы" Лизюкову, иначе бы они точно знали, вел он переговоры, или нет, и какие - шифрованные или нешифрованные. Кому ж, как не им, было знать это?

6. Ольховика никто не опрашивал после гибели Лизюкова на предмет последних радиограмм командира 2 ТК и вообще наличия связи с ним, хотя, учитывая важность этих сведений (вспомним заявления оппонентов о прослушивании по радиоэфиру «динамики событий» в районе боя и сопровождении Ольховиком танка Лизюкова «на автомобиле»), личный радиотелеграфист генерала мог бы многое пояснить в этом вопросе.

Скорее всего, воспоминания В.И. Ольховика о выездах с генералом на передовую связаны с периодом, когда Лизюков командовал 5 ТА, а вовсе не 2 ТК. Недавно найденные документы подтверждают это предположение. В.И. Ольховик сообщил, что в войну он служил в 137 отдельном полку связи. Летом 1942 года этот полк был ещё 509 обс (отдельным батальоном связи). В период операции 5 ТА батальон входил в состав армии, и возможно В.И. Ольховик действительно выезжал с Лизюковым и его адъютантом к передовой, ждал начальство у замаскированной в поле машины, был свидетелем тяжёлых боёв и в наши дни в общем вспомнил о том, что он видел тогда.

Однако с расформированием 5 ТА её бывший командующий лишился своего отдельного батальона связи, подразделения которого перешли в подчинение командующего опергруппы Чибисова (с 17 июля 1942 г.), а специальные радиомашины и другой автотранспорт были распределены по самым разным соединениям Брянского фронта. При этом доподлинно известно: ни одна из радиомашин 509 обс НЕ БЫЛА придана 2 ТК. Таким образом, во время операции опергруппы Чибисова В.И. Ольховик уже не служил под началом Лизюкова и не имел отношения ко 2 ТК. Это подтверждают и приказы командования 509 осб. В них указаны фамилии военнослужащих, прикомандированных ко 2 ТК на период проведения операции опергруппы Чибисова. Ольховика среди них НЕТ. Не значится он и в приказе о возвращении группы радистов обратно в 509 осб.

Поэтому становится понятным почему В.И. Ольховик не вспомнил ни расформирование 5 ТА, ни переход вслед за Лизюковым во 2 ТК, ни бомбёжку КП корпуса 23 июля – в его личной истории войны этих событий явно не случилось. (Труднообъяснимым выглядит и следующий факт из послужного списка личного радиотелеграфиста Лизюкова: согласно архивным данным телеграфистом 3-го, то есть самого низшего класса, он стал только в октябре 1942 года, а до этого был простым красноармейцем и вообще никакой «классности» не имел. Между тем, по окончании курсов радиотелеграфистов выпускникам присваивалась как воинская специальность, так и звание младшего сержанта.)

Итак, на основании как известных ранее, так и вновь введённых в оборот документов, мы пришли к выводу, что «легенда» руководителей ПО «Дон» о захоронении Лизюкова в Лебяжьем не выдерживает критики. Доклад полковника Сухоручкина и рапорт Нагайбакова делают очевидным недостоверность в этом вопросе как мемуаров Ивановского с Катуковым, так и пересказов «письма Нечаева». Послевоенная справка-доклад по запросу о месте захоронения Лизюкова ставит в этом вопросе окончательную точку: ничего похожего на предложенную оппонентами версию гибели и похорон командира 2 ТК мы в документах не находим. Более того, документы ЦАМО однозначно говорят о том, что эта версия – ложный след в поисках.

Что же остаётся «находчикам»? Где же им найти хоть какие-то зацепки, чтобы как-то оживить свою развалившуюся легенду? Последним шансом для них, пожалуй, было бы заявить, что отсутствие нужных материалов в ЦАМО ещё не доказывает, что таких материалов нет вообще! Смело? Безусловно. Такой подход уже был продемонстрирован одним из наших критиков, когда, анализируя текст послевоенной справки-доклада об установлении места захоронения Лизюкова, он заметил, что в её итоговом выводе - «других данных о месте гибели и погребения генерала Лизюкова… не имеется» (кроме информации об обнаружении неопознанного трупа с вещевой книжкой генерала. – И.С.) - написано «в дивизии» не имеется. Стало быть, развивает эту мысль наш наблюдательный критик, теоретически можно допустить, что такие данные вполне где-то могут быть. Не углубляясь сейчас в спор о том, что если бы эти данные действительно были в какой-то другой части, то и там бы не молчали, а непременно ответили на начальственный запрос (Как это и сделал найденный в 1947 году командир 60 гв. тп Давиденко. Аналогичные запросы поступили и в штабы других советских частей.), можно согласиться с этим предположением в принципе.

Действительно, ЦАМО, в документах которого не нашлось никаких следов захоронения Лизюкова в Лебяжьем, не единственный архив России. Но в каком же другом архиве могут обнаружиться такие следы? В каких ещё документах могут быть сведения о погибшем генерале, если не в военных? Кому ещё очень нужно было знать о том, что с ним случилось и как можно тщательнее выяснить все обстоятельства случившегося?

Совершенно ясно, что помимо военного ведомства такие заинтересованные люди были и в ведомстве другом. Да, да, том самом, специфическом, где по словам его ныне печально знаменитого организатора и вдохновителя якобы служили работники с горячими сердцами, холодными головами и (порой?) чистыми руками. Те самые хмуро-бдительные бойцы «невидимого фронта», кого побаивались даже старшие по званию офицеры-фронтовики, но без которых не обходилась ни одна часть Красной Армии.

«Особисты». Кому как не им надо было выяснить куда пропал бывший сослуживец изменника Власова, открыто заявившего о своём сотрудничестве с врагом и призвавшего к тому же других военнослужащих Красной Армии? Уж они-то, в отличие от бесхитростных военных, явно интересовались не только и не столько причинами гибели генерала, сколько тем, погиб ли он вообще, и если погиб, то какие подтверждения этому имеются. Вот они-то и должны были пойти в своём расследовании дальше военных, опросить гораздо больше свидетелей и «докопаться» до того, до чего военные дознаватели «докопаться» либо не смогли, либо не захотели. В том числе и до выяснения вопроса о захоронении погибшего командира 2 ТК, чтобы раз и навсегда устранить всякие подозрения в измене (плене) опального генерала и поставить в своём ведомственном расследовании окончательную точку.

Но где же искать это «дело о пропаже генерала Лизюкова»? Совершенно очевидно, что оно, равно как и другие документы НКВД, должно храниться в самом, пожалуй, закрытом из всех Российских архивов – архиве ФСБ. Вот там-то, теоретически, и могут найтись до сих пор не найденные и просто спасительные для «находчиков» показания Катукова, Горелова, Ружина, Нечаева и множества других военнослужащих, которые, де, были свидетелями захоронения Лизюкова в Лебяжьем! Можем мы такое допустить? Мы должны честно признать, что исключать этого нельзя. Стало быть «находчики» могут воспрянуть духом и надеяться на чудо? Нет. Судя по всему, это напрасные надежды, ибо, даже не вдаваясь в подробности архивных дел НКВД, сомнительность такого предположения становится более чем очевидной.

Задумаемся над самой теоретической возможностью существования дел с показаниями очевидцев о захоронении Лизюкова в июле 1942 года у церкви в Лебяжьем. Допустим, такие показания в архиве ФСБ имеются. Что это значит? Это значит, что целый ряд очевидцев лично видели или знали о похоронах генерала («со всеми воинскими почестями», по Катукову), но при этом о столь хорошо известном факте не стало известно ни высшему военному командованию, ни сослуживцам по корпусу, ни родным и близким, а только лицам опрошенным сотрудниками НКВД? Как такое может быть?

В поисках какого-то «вразумительного» объяснения этого необъяснимого разумными причинами «незнания», остаётся предположить только одно: вместе со своими показаниями очевидцы дали «особистам» и строжайшую подписку о неразглашении, потому, де, никто кроме НКВД и не знал о Лебяжинском («Суховерейском», по Катукову) захоронении 30 с лишним лет! Но зачем нужна была такая подписка? Какую страшную государственную тайну она должна была охранять? Факт честной гибели Героя Советского Союза в бою и его последующего захоронения при свидетелях? Чтобы никто этого не знал и терялся в догадках и сомнениях о судьбе генерала (а не перешёл ли он на самом деле к немцам)? Абсурдность подобного неразглашения столь очевидна, что я полагаю совершенно ненужным говорить об этом дальше.

Что же остаётся? Предположить, что все опрошенные лица как-то так сами «запамятовали» о том, что они знали и написали в показаниях, а НКВД-шные работники проявили поразительные равнодушие и халатность, даже не доложив своему начальству о том, что они узнали? И потому Катуков со товарищи так ничего и не сообщили вдове и сыну Лизюкова, начштаба 2 ТК Нагайбаков «ни сном ни духом» не ведал, что его командир достойно похоронен в соседнем 1 ТК, а «бедный» тов. Сталин, мрачнея от сгущавшихся у него подозрений и не имея от тов. Берия никаких сведений о судьбе Лизюкова, раздражённо спрашивал не перебежал ли тот к немцам?

Нормально? Правдоподобно? Похоже ли это на работу ведомства товарища Берия, этого «недремлющего ока» и правой руки маниакально подозрительного вождя? Ему по халатности просто не доложили о зафиксированных в показаниях похоронах Лизюкова «со всеми воинскими почестями» и потому подозрения о судьбе последнего не развеивались в течение целого года? Да за такую халатность тех «безалаберных» сотрудников могли в той обстановке самих похоронить без всяких почестей, да и самому товарищу Берии досталось бы…

Выходит как ни придумывай, как ни додумывай, как не ищи спасительной для «находчиков» лазейки, а она практически никак не находится…Впрочем, пора нам перестать утешать оппонентов напрасными надеждами, потому что и теоретической лазейки у них нет. От общих рассуждений переходим к конкретике. В архиве ФСБ действительно имеются материалы о гибели генерала Лизюкова. Но и они не только не подтверждают красивую легенду «находчиков», но и прямо говорят о её несостоятельности. Читаем вывод об итогах расследования по линии вездесущего и всемогущего сталинского НКВД. В нём чёрным по белому написано: «Место захоронения Лизюкова НЕ УСТАНОВЛЕНО» (выделено мной. – И.С.)

Причём упоминание в расследовании о трёх пробоинах в танке командира 2 ТК, скорее всего, говорит о том, что эта информация была получена именно от тех самых разведчиков 1 ТК, которые были у подбитого КВ Лизюкова и своими глазами видели те пробоины. Совершенно очевидно, что у раненного Можаева из экипажа Лизюкова не было ни времени, ни возможности, чтобы под огнём подходивших к танку немецких автоматчиков искать и считать на нём пробоины. (Данные о трёх пробоинах подтверждают сделанное в книге предположение о том, что КВ Лизюкова был поражён более чем одним снарядом, что во многом объясняет почему вместе с теми, кто находился в башне, погиб и сидевший впереди с правой стороны корпуса старший механик-водитель.)

Употреблённая в выводе формулировка «не установлено» точно отражает специфику работы дознавателей из НКВД, которые в столь ответственном и щекотливом вопросе могли исходить только из абсолютно достоверных данных, а не предположений, пусть даже и обоснованных. Поэтому, несомненно, зная, об обнаружении разведчиками 1 ТК неопознанного трупа (красноармейца) в комбинезоне с вещевой книжкой на имя генерала Лизюкова, они не могли утверждать что это и был Лизюков. Для такого вывода у них не было 100% оснований. Нет таких оснований и сейчас, о чём мы всегда честно говорили. Другое дело, что на основании всех известных документов и свидетельств сейчас можно прийти к выводу, что этим убитым, скорее всего, и был Лизюков, тем более, что с окончанием войны выяснилось, что в плену он не был. Но у дознавателей из НКВД совсем не было такой уверенности в 1942-1943 годах. Не удивительно, что в своём выводе они были по казённому точны и не написали о том, в чём не были абсолютно уверены.

С другой стороны, совершенно очевидно, что вывод о том, что «место захоронения Лизюкова не установлено» красноречиво говорит о несостоятельности предложенной ПО «Дон» легенды о захоронении Лизюкова в Лебяжьем на глазах у целого ряда свидетелей. Этот вывод однозначно говорит и о том, что никаких показаний этих «свидетелей» нет не только в делах ЦАМО, но и в архиве ФСБ, в котором только и могли ещё быть некие ненайденные и засекреченные свидетельства «очевидцев». Не вызывает никаких сомнений, что особистам из 1 гв. тбр, 1 и 2 ТК, штаба Брянского фронта обязательно стало бы известно о прилюдных похоронах разыскиваемого по линии НКВД пропавшего генерала, о чём они по долгу службы просто обязаны были сообщить по команде... Не знать об этом, если поверить версии руководства ПО «Дон», мог только глухой и ленивый…

Вывод, который следует из всего этого, неизбежно повторяет уже не раз сказанное раньше: показаний Катукова, Горелова, Ружина, Нечаева и других названных нашими оппонентами «свидетелей» о захоронении Лизюкова в Лебяжьем нет и в расследовании по линии НКВД. Нет потому, что им нечего было сказать, а нечего сказать оттого, что Лизюкова в Лебяжьем они не хоронили.

 Отправлено: 14.01.13 16:12. Заголовок: Привожу в статье ска..

Привожу в статье скан доклада Сухоручкина
http://shot.qip.ru/00bxje-24g5aDp7t/

http://shot.qip.ru/00bxje-24g5aDp7B/
http://shot.qip.ru/00bxje-14g5aDp7C/

 Отправлено: 14.01.13 16:13. Заголовок: Ещё документы (следу..

Ещё документы. Копия приказа по 509 обс с упоминанием В.И. Ольховика.





P.S. Прошу уважаемых модераторов уменьшить изображение документов, а то я что-то не смог выложить их в уменьшенном виде. Извиняюсь за неудобство!

 Отправлено: 15.01.13 17:10. Заголовок: Превосходный материа..

Превосходный материал!
Где Киян, давно замолчавший (есть статья в конституции - не свидетельствовать против себя) Курьянов, Salex с кучей своих "если бы да кабы"?

Что имеем?

1. Версия с двумя танками развалена.
2. "Свидетельства" Катукова и Ивановского - развалены.
3. Свидетельства Ольховика в том виде, в котором они представлены у Курьянова - развалены. Причём, самим же Ольховиком.
4. Версия о том, что руководство 1ТК "умолчало о похоронах Лизюкова" - развалена.
5. Версия с существованием нп Сухая Верейка - развалена.
6. "Письмо-свидетельство Нечаева" в том виде, в каком его презентовал Курьянов - развалено.

Осталась одна соломинка - это ссылки и телеговорильня по поводу идентификации останков, которую провёл криминалист Липецкий. Осталось развалить этот аспект... Я уже чувствую, что и этот аргумент будет развален.. Ибо если бы здесь было всё чисто, находимцы уже давно бы дали все доказательства по данному вопросу. Но и здесь - молчок..

 Отправлено: 17.01.13 10:53. Заголовок: Выкладываю доказател..

Выкладываю доказательства оснований для статьи. Выдержки из рапорта Нагайбакова.

 Отправлено: 17.01.13 20:39. Заголовок: Много натяжек. Опят ..

Много натяжек. Опять эти бесчисленные "предположим", "возможно" и т.д. Типично краеведческий подход к доказательной базе. От Куряьнова, И. Сдвижков не далеко ушёл. Документы ничего не добавили в прояснение истины

 Отправлено: 18.01.13 09:29. Заголовок: Продолжаю выкладыват..

Продолжаю выкладывать документы. Первоначальный штатный состав экипажа танка КВ, на котором пошли в свой последний бой Лизюков и Ассоров.

 Отправлено: 21.01.13 16:04. Заголовок: Уважаемые участники ..

Уважаемые участники и гости форума! Представляю вашему вниманию вторую часть статьи.

Письмо Нечаева

А теперь перейдём к главному историческому «доказательству» наших оппонентов, по которому якобы и было найдено захоронение Лизюкова у церкви в Лебяжье. Этим доказательством они называют отсутствующее письмо, авторство которого они приписывают П. А. Нечаеву. Не касаясь вновь исторического анализа этого «источника», удивительного феномена утери его копий сразу всеми поисковиками, странного отсутствия даже следов тех писем у многочисленных адресатов, поразительного «затмения памяти» и чудесного «прозрения» наших оппонентов по поводу непричастности личного водителя генерала Лизюкова к написанию заветного письма, поговорим теперь о его окончательно признанном ими официальном авторе.

Итак, П.И. Нечаев, этот легендарный механик-водитель 1 гв. тбр, якобы вывозивший на броне своего танка Лизюкова. Что нам известно о нём? Предоставим слово нашим оппонентам.

Автор книги о поисках легендарного командарма – официального исторического обоснования сенсационной находки и, по совместительству, главный архивист ПО «Дон» А. Курьянов, объясняя, чем руководствовались лидеры По «Дон» в поисках захоронения Лизюкова, писал: «И вот, наконец, появилось еще одно очень важное свидетельство уже непосредственного участника захоронения генерала - механика-водителя танковой бригады 1-го танкового корпуса Павла Ивановича Нечаева». «На броне его машины (здесь я привожу цитату из письма председателя воронежского совета ветеранов И.Ф. Шматова, на которое ссылается и которое приводит в своей книге А. Курьянов. – И.С.) вывозили пятерых не известных ему погибших танкистов, не из их бригады и корпуса».

Рассуждая о том, что рассказ Нечаева якобы совпадает с мемуарами Катукова, А. Курьянов уверенно заявил, что тащить эвакуированный с поля боя КВ Лизюкова дальше в тыл было невозможно, и что замкомандира 1 гв. тбр Горелов, которому Катуков в своих мемуарах и приказал вытащить подбитый танк командира 2 ТК, «доставил тело А.И. Лизюкова 24 июля на кладбище у старой церкви на броне другой машины - на танке Нечаева». Заметим при этом, что никаких сносок на источник информации г-н Курьянов вообще не даёт.

Мой давний оппонент г-н Попов, приведший текст письма Нечаева якобы по записи своей беседы с прежним руководителем ПО «Дон» и хранительницей заветного письма К.Т. Зоркиной, дал схожее с А. Курьяновым описание. Правда у него появляется деталь о пленных немцах, которые погрузили тела наших погибших танкистов (в том числе и Лизюкова) на броню танка, но смысл написанного остаётся тем же: после этой погрузки экипаж Нечаева, где он был механиком-водителем, привёз погибших к церкви в «Сухой Верейке».

Рассказ о механике-водителе 1 гв. тбр Нечаеве, который якобы привёз убитого Лизюкова и его «соратников» (формулировка А. Курьянова) в Лебяжье на броне своего танка и стал свидетелем их похорон у церкви, а спустя много лет написал об этом, является главным элементом исторической аргументации наших оппонентов и в интернет дискуссиях. Для убедительности оппоненты приводят и фото Нечаева военной поры: прекрасное молодое лицо, обворожительная улыбка, чёрный, подбитый овчиной, танкистский шлем на голове, стоячий, на двух пуговицах, воротничок гимнастёрки без петлиц…Художественный фотопортрет сделан однополчанином и товарищем Нечаева - В.Е. Шумиловым. Причём, сделан не ранее 1943 года…

Слов нет, снимок в танкистском шлеме красноречиво говорит о том, что П.И. Нечаев – настоящий танкист. Это фото обычно сопровождало и рассказ о его послевоенных письмах. Никаких вопросов о службе П.И. Нечаева летом 1942 года у наших оппонентов не возникало: сказано, что он был механиком-водителем 1 гв. тбр и вывез на броне своего танка погибшего Лизюкова с боевыми товарищами, значит так оно и было – точка.

Однако, не довольствуясь много раз повторенными в СМИ и интернете сказаниями, мои единомышленники решили, что имеющейся о Нечаеве информации совершенно недостаточно и начали поиски, благодаря чему стали известны многие детали его послевоенной жизни и работы в совете ветеранов 1 гв. тбр, о чём я и написал в приложении к своей книге. Но на этом поиск не закончился. Учитывая, что в многочисленных документах не было ни единого упоминания о свидетельствах Нечаева, Горелова, Ружина, равно как и о ярком рассказе Катукова о последнем бое и гибели командира 2 ТК, мы решили найти и расспросить кого-либо из ветеранов 1 гв. тбр или 1 ТК, чтобы по возможности выяснить как можно больше данных по интересующему нас вопросу. Поиски дали результат! Красноярскому журналисту Денису Труфанову удалось найти человека, который не только хорошо знал и Нечаева, и Катукова, но был очень близок с последним до самого конца его жизни. Не буду дальше интриговать читателя и открою имя этого человека: Екатерина Сергеевна Катукова – боевой товарищ и супруга маршала бронетанковых войск М.Е. Катукова.

Я беседую с Е. С. Катуковой. Екатерине Сергеевне 99 лет, но мне кажется, что она на десятилетия моложе! Твёрдая память, чёткость мысли, внимание к вопросам собеседника, обстоятельное изложение событий – я приятно удивлён этим, учитывая возраст моей уважаемой собеседницы. Разговор идёт легко и просто, я спрашиваю, Екатерина Сергеевна отвечает и рассказывает. В течение продолжительной беседы мы переходим от одного вопроса к другому, обсуждаем детали, говорим о военных событиях, о жизни и службе маршала Катукова.

Екатерина Сергеевна познакомилась с ним в начале 1942 года и с тех пор вплоть до его смерти в 1976 году оставалась с мужем рядом. Причём в войну она была не ожидавшей его где-то в тылу генеральской женой, а служила и воевала рядом с ним, как санинструктор разделяла все тяготы и лишения фронтовой жизни и была награждена орденами и медалями за самоотверженное спасение раненых на передовой. Екатерина Сергеевна написала несколько книг воспоминаний, в которых она рассказала о своей жизни, войне, боевых друзьях и, конечно же, о своём муже – известном и заслуженном полководце.

На нашей встрече я прошу её подробнее рассказать о событиях лета 1942 года, сообщаю ей об объявленном в СМИ сенсационном обнаружении «захоронения генерала Лизюкова» в Лебяжьем, и прошу её вспомнить о том, что ей известно о гибели Лизюкова и его поисках и захоронении в 1942 году. Екатерина Сергеевна прокомментировала мою просьбу приблизительно так: в войсках шли разговоры о гибели Лизюкова, но ей ничего не было известно о его захоронении.

Здесь я упомянул знаменитый эпизод из книги мемуаров маршала и спросил свою собеседницу о том, что она знала о последнем бое Лизюкова. Признаться, я ожидал пересказа соответствующего отрывка из мемуаров, но я ошибся, а услышанный ответ стал для меня настоящим откровением. Ничего из того отрывка Екатерина Сергеевна не подтвердила. Более того, глядя мне прямо в глаза, она сказала, что о последнем бое, гибели и захоронении Лизюкова (в их мемуарной интерпретации) она от Катукова никогда не слышала, и что «он бы сказал ей, а она бы знала, если б это было так».

На мой вопрос, возможно ли в таком случае объяснить появление в мемуарах маршала эпизода о гибели Лизюкова предложениями разного рода советчиков и доброжелателей, Екатерина Сергеевна лаконично ответила, что ей об этом неизвестно, «может кто ему и советовал», но твёрдо повторила, что о гибели и захоронении Лизюкова Катуков ей никогда не говорил. А потом со значением добавила, что они с мужем были настолько близки и настолько дружны, что ей было бы известно об этом, если бы об этом знал сам Катуков, который всегда советовался и делился с ней своими мыслями, в том числе и при написании книги…

Удивлённый таким откровенным признанием Е.С. Катуковой, я решил спросить её о П.И. Нечаеве. Да, она хорошо знала его, причём не только по работе в послевоенном совете ветеранов, но и по совместной службе в годы войны. Тогда я и сообщил ей о легендарном «письме», по которому якобы и было найдено захоронение Лизюкова, и об официальной кампании по перезахоронению легендарного «командарма». Внимательно выслушав мой рассказ о том, как механик-водитель 1 гв. тбр Нечаев якобы вывез на своём танке погибшего «Лизюкова» и стал свидетелем его похорон, Екатерина Сергеевна заявила со всей присущей ей прямотой и твёрдостью, что она сомневается, что это было так.

А почему вы так думаете? – удивился я такой уверенности. Ответ Е.С. Катуковой поразил меня ещё больше: оказывается летом 1942 года Нечаев вообще не служил в боевом подразделении и в боях не участвовал. Он служил где-то при штабе бригады и не только танка, но и вообще какой-либо боевой машины не имел. Механиком-водителем он не был, он «был большой и высокий, никакой не танкист, он туда (в танк) и не влезет», а занимался отчасти тем, что «выдавал партийные билеты». У него был друг – Шумилов, который в войну был фотографом при политотделе, фотографировал многих гвардейцев, а позже давал свои фотографии для книг. Вот так…
Я осмысливал услышанное, а Екатерина Сергеевна добавила, не уточняя к кому относятся её слова, примерно следующее: сейчас многие хотят присвоить себе кусочек славы, да и раньше, бывало, иные кричали что они вояки, да только вояками они не были…

Подчеркну здесь особо чтобы отвести от себя возможные обвинения: приведённые выше высказывания – не мои, я лишь коротко изложил то, что лично услышал от Е.С. Катуковой по рассматриваемому нами вопросу. Я также далёк от мысли в чём-либо винить ветеранов – мы в вечном долгу перед ними. У меня нет никаких сомнений и в героических делах на фронте П.И. Нечаева, тем более, что архивные документы подтверждают это. Из них следует, что он воевал честно и достойно, был храбрым и умелым воином, участвовал в боях и был награждён орденами и медалями (смотрим те же выложенные наградные документы на сайте «Подвиг народа»). Но после разговора с Е.С. Катуковой у меня появились большие сомнения в том, что летом 1942 года он действительно был тем самым легендарным «механиком-водителем», который на броне своего танка якобы доставил к церкви в Лебяжьем погибшего Лизюкова – уж больно непреклонным и однозначным было на этот счёт мнение моей собеседницы, а ведь она хорошо знала где служил и чем занимался Нечаев в 1 гв. тбр в тот период.

Тем не менее, утверждение Е.С. Катуковой на тот момент было лишь выражением частной и субъективной точки зрения, более ничем не подтверждённой, и выдавать его за непреложную истину мы не спешили. В отличие от отсутствующего письма, не проверяемый текст которого наши оппоненты публично выдавали за некий достоверный исторический источник, рассказ супруги маршала Катукова требовал хоть какого-то подтверждения, чтобы принять его как достоверное свидетельство. Иными словами, следовало сверить его с имеющимися архивными документами, которые могли бы либо опровергнуть, либо подтвердить сказанное Екатериной Сергеевной. И мы опять начали поиски в архиве.

Как известно, механики-водители танков, равно как и другие члены экипажей служат в танковых батальонах. Стало быть, если П.И. Нечаев действительно был в июле 1942 года механиком-водителем, его следы должны были отыскаться в списках личного состава танковых батальонов 1 гв. тбр. В данных списках такого механика-водителя не обнаружилось. Всё это было бы весьма странным, но после рассказа Е.С. Катуковой странным это мне уже не показалось. Утверждение Екатерины Сергеевны о том, что П.И. Нечаев вовсе не был механиком-водителем танка, частично подтвердилось отсутствием его имени там, где оно в противном случае должно было бы быть. Однако чтобы удостовериться в правоте слов Е.С. полностью, устранить возможные сомнения и утверждать, что П.И. Нечаев совсем не был тем легендарным механиком-водителем, за кого его принимали и (или) выдавали наши оппоненты, надо было найти Нечаева в списке какого-то другого подразделения. И оно нашлось.

Изучаем документы на выдачу денежного содержания личному составу 1 гв. тбр за 1942 год. И тут выясняется, что красноармеец, затем младший сержант и командир отделения (с 24 мая 1942 года), а потом сразу старший сержант (с 12 июня) П.И. Нечаев служил… во взводе обеспечения роты управления и получал в месяц 187 рублей 50 копеек. И так на протяжении с января по декабрь включительно. Таким образом, архивные документы полностью подтвердили правоту Е.С. Катуковой: П.И. Нечаев в танковом батальоне не служил и механиком-водителем летом 1942 года НЕ БЫЛ.

Этот документально подтверждённый факт сразу делает очевидными и другие «придумки» толкователей легендарного письма. Так, автор брошюры о поисках легендарного командарма и один из лидеров ПО «Дон» А. Курьянов, описывая похороны Лизюкова в Лебяжьем, сообщил читателям просто поразительную по своей «точности» подробность: оказывается Нечаев, якобы не зная, кто производил захоронение Лизюкова у церкви, спросил об этом своего командира и получил ответ, что это были замкомандира 1 гв. тбр подполковник Горелов и бригадный комиссар Ружин (в июле 1942 года начальник политотдела 1 гв. тбр Ружин был старшим батальонным комиссаром и вовсе не имел воинское звание подполковник, которое почему-то ему присвоил в своей книге А. Курьянов, очевидно не понимая, что в июле 1942 года политсостав ещё не имел воинских званий). Нечаев якобы даже по ошибке написал на клочке бумаги не «Ружин», а «Рушин», через букву «ш».

Вот такая вот берущая за душу деталь, очевидно призванная вызвать у читателей полное доверие к незамысловатому рассказу «малограмотного» (по цитате из статьи П. Попова) и измотанного тяжёлыми боями механика-водителя, который, будучи человеком неравнодушным, так хотел знать имена тех, кто похоронил Лизюкова, а также и название соответствующего населённого пункта…

Только вот эта подробность, пожалуй, больше всего и говорит о том, что текст легендарного письма Нечаева (если оно, конечно, действительно было) за «механика-водителя» «творчески додумывали» в нужную им сторону его современные авторы-толкователи. Если поверить подробностям этого «письма» по версии А. Курьянова, то получается какой-то абсурд: служащий в роте управления при штабе бригады старший сержант Нечаев, который чуть не каждый день видит своего начальника политотдела и уж НИКАК не может его не знать, увидев последнего в Лебяжьем на похоронах «Лизюкова», зачем-то спрашивает КТО ЭТО? (!) и записывает его фамилию! Причём спрашивает у «своего командира» (надо думать, командира взвода обеспечения - лейтенанта Марьина), который после такого вопроса Нечаева и записывания им на бумажке хорошо известной ему фамилии вполне мог подумать, что у его подчинённого случилось «что-то не то» с головой…

Представить себе эту ситуацию просто невозможно – настолько она нелепа! Однако она становится вполне объяснимой, учитывая, что «додумщики» письма Нечаева просто не знали всех нужных им деталей, а исходили из того, что вряд ли кто-нибудь сможет проверить все их придумки по документам. Потому и сочинили для публики эту трогательную подробность, которая их и «выдала», ибо в свете вновь открывшихся документов показала свою полную надуманность. Это предположение подтверждают и ранние (до 2008 года) статьи о поисках могилы Лизюкова, в том числе и статья г-на Попова, в которой вообще не было упоминаний ни о Горелове, ни о Ружине, ни о вопросах и записях Нечаева.

Нельзя не заметить также и следующей особенности: «записи Нечаева» в интерпретации А. Курьянова, да и других наших оппонентов удивительным образом совпадают не с документами, а с опубликованными в 1974 году мемуарами Катукова.
Покажем это на конкретных примерах.

1. Никакого села с названием «Сухая Верейка» ни в документах, ни на военных картах не было, оно появляется только в мемуарах Катукова и пересказах «письма Нечаева». Более того, названия такого населённого пункта не было даже в народной молве. Обо всём этом я подробно написал в книге и статьях.
2. «Подполковник» Горелов в конце июля 1942 года не только не был заместителем командира 1 гв. тбр, как написал А. Курьянов, но и вообще в этой бригаде не служил. Командиром 1 гв. тбр 25 июля 1942 года он «оказался» и в надуманном эпизоде из мемуаров Катукова. На самом деле Горелов служил тогда в 49 тбр и был майором.

Завершая разговор о П.И. Нечаеве, ещё раз отметим характерную деталь, о которой я уже писал, отвечая на газетную критику г-на Попова. Чем более очевидными становились в ходе исследования нестыковки и «ляпы» в исторических объяснениях наших оппонентов, тем большее количество выгодных им подробностей появлялось в никак не проверяемых пересказах отсутствующего «письма Нечаева». В конце концов, количество этих новых подробностей увеличилось настолько, что стало очевидно: легендарное письмо «зажило» самостоятельной жизнью, а его лукавые толкователи явно приложили руку к додумыванию и дописыванию его текста в нужную им сторону. Поэтому стоит ещё раз обратить внимание на первоначальные (до сенсационных заявлений 2008 года) версии этого «письма».

Учитывая возможность их проверки со стороны здравствовавших ещё тогда воронежских ветеранов и официально названных г-н Поповым «хранителей письма» К.С. Зоркиной и В.Е. Шумилова, которые могли и возмутиться журналистской «отсебятиной» и газетными искажениями, ранние пересказы письма и следует считать наиболее близкими к его «оригиналу». Заметим при этом, что г-н Попов в своей критической статье («Воронежский курьер», 5 мая 2012 г.) написал, что К.С. Зоркина, тогдашний руководитель ПО «Дон», дважды читала ему текст письма лично, что, очевидно, призвано было показать читателям, что мой оппонент хорошо знал его содержание. Ну что же, я готов согласиться с этим его «изначальным» и глубоким знанием текста некоего письма и принять его ранний пересказ за основу. Итак, в 2004 году ещё при жизни Зоркиной и Шумилова, г-н Попов писал, что Нечаев «даже не знал задачи, которую выполнял, не ведал, что это за убитые», а группа, в составе которой он действовал, состояла из трёх экипажей.

 Отправлено: 21.01.13 16:15. Заголовок: Это уверенное заявле..

Это уверенное заявление г-на Попова теперь объективно помогает выяснению истины, поскольку лишает «находчиков» возможности изобразить дело так, будто служивший во взводе обеспечения и занимавшийся соответствующими этому взводу делами Нечаев «каким-то боком» вдруг получил от командования некое боевое спецзадание вывезти убитого Лизюкова на чём угодно (тут, как нельзя кстати подвернулся некий лишний танк с экипажем, но без штатного механика-водителя!) и потому, мол, оказался сначала на месте боя, а потом в Лебяжьем. Совершенно очевидно, что если Нечаев «даже не знал» своей задачи, вся эта придумка никак не могла быть его неким личным спецзаданием, о котором автор письма через десятилетия сообщил поисковикам.

Не знать своей задачи по вывозу Лизюкова Нечаев мог только если бы действительно служил простым механиком-водителем в одном из танковых батальонов, командир которого и мог отрядить по приказу сверху группу из 3 танков на эту операцию, не говоря при этом о её цели рядовым членам экипажей. Но теперь из документов совершенно точно известно, что летом 1942 Нечаев механиком-водителем не был и в танковом батальоне не служил. (Если г-да оппоненты с этим не согласны и склонны предполагать, что, к примеру, Нечаев имел в июле 1942 года достаточные навыки вождения танка и в горячую пору июля 1942 года действительно служил какое-то время механиком-водителем в боевом подразделении, то пусть они это докажут, а заодно и предъявят искомое письмо. Пока обнаруженные документы говорят об обратном.)

Стоит также заметить что ни в одном, даже самом «продвинутом» в нужную оппонентам сторону пересказе письма, нет упоминания ни об особом «спецзадании» командования Нечаеву, ни об особых же обстоятельствах выполнения этого «спецзадания» (Откуда танк брать? С каким экипажем идти? Во всей бригаде не нашлось другого механика-водителя?) ни вообще о причинах, побудивших командование посылать на операцию не танкиста из боевого подразделения, а сержанта из взвода обеспечения! А ведь если бы П.И. Нечаев честно написал в письме где и кем он служил в июле 1942 года, уж наверное пришлось бы ему пояснять как и почему он оказался в составе боевого подразделения и за рычагами того самого танка, на броне которого и вывезли в «Сухую Верейку» убитого Лизюкова.

Но чем же объяснить столь вопиющие противоречия пересказов письма с документами? Почему бывший сержант взвода обеспечения при роте управления через десятилетия после войны написал, что он, будучи механиком-водителем танка (!) лично участвовал в вывозе погибшего Лизюкова с поля боя и стал свидетелем его похорон в некоей «Сухой Верейке», существующей только в мемуарах Катукова и нигде больше?!
На мой взгляд, здесь можно дать следующие объяснения.

1. П.И. Нечаев ничего подобного не писал, а легендарное «письмо» было ему просто приписано.
2. В написанном Нечаевым письме рассказывалось о похожих событиях, но однозначного отношения к захоронению именно Лизюкова оно не имело. Все "необходимые" для Лебяжинской «сенсации» детали были кем-то додуманы.
3. П.И. Нечаев действительно написал такое письмо (письма), но, рассказывая в нём о том, чего на самом деле не было, он исказил факты и вольно или невольно написал неправду.

Рассуждая о парадоксах отсутствующего и никак не проверяемого (!) «письма Нечаева» можно предположить, что его автор действительно вспомнил похороны наших погибших бойцов и командиров, в том числе и танкистов, в Лебяжьем, Нижней, Малой и Большой Верейках. Вот и сошлись в его памяти реальные события и разные Верейки с описанием Катукова и его «Сухой Верейкой», вызвав к жизни феномен «писем очевидца захоронения Лизюкова», каковым Нечаев на самом деле не был. Отсюда и неопределённость с точным местом захоронения Лизюкова в письме, поскольку ничего более конкретного, чем «привязать» вслед за Катуковым искомое захоронение к «Сухой Верейке», Нечаев не мог. Это уже в «сенсационных» и подогнанных под нужный результат современных пересказах его письма появляются церковь, кладбище, шаги от «сухого дерева» и тому подобные детали, о которых Нечаев, скорее всего, вообще не писал.

Разумеется, оппоненты имеют полное право не соглашаться с этой версией, но в таком случае хотелось бы услышать их собственные объяснения вопиющих противоречий между их заявлениями, в том числе и о «письме Нечаева», и документами. Пока, за более чем 3 с лишним года после начала дискуссии, вместо вразумительных и аргументированных объяснений мы по большей части услышали эмоциональные выпады, переходящие в гневное топанье ногами, пространные рассуждения о неких общих теоретических возможностях, при полном отсутствии конкретных документов, или вообще откровенное забалтывание темы. По существу поднятых вопросов наши оппоненты до сих пор «оглушительно молчат», красноречиво показывая этим молчанием как полную несостоятельность своих исторических «аргументов» так и неспособность доказать, что сделанные ими публичные заявления соответствуют фактам.

Давно известно: доказывать, что какого-то события не было, гораздо труднее чем доказать, что оно было. В этом смысле наши оппоненты находятся в несравненно более выгодных условиях чем мы, ибо им не надо исследовать целый комплекс историко-архивных материалов и проводить их тщательное изучение, сравнение и анализ с целью показать принципиальную невозможность чего-то. Им достаточно провести адресные, точечные поиски и привести конкретные свидетельства и документы в пользу своей версии. Но показательно, что ни документальных свидетельств, ни архивных документов в поддержку своих заявлений они так и не привели! А ведь если бы обнаружение и захоронение Героя Советского Союза, командира танкового корпуса, генерала А.И. Лизюкова, которого искали и официально так и не смогли найти, действительно произошло так, как описывают это оппоненты, такие документы и свидетельства обязательно бы нашлись – ведь не безвестного же рядового равнодушно похоронили в июле 1942 при целом ряде очевидцев!

В последнее время, не в состоянии привести никаких документов в поддержку своих заявлений, оппоненты стали прибегать к попыткам «доказывать» нужное им событие самой его теоретической возможностью! Они почему-то всерьёз считают, что если что-то теоретически могло быть, значит можно сказать, что это было! В их понимании эта теоретическая возможность уже трактуется не как вероятность реального события, а чуть ли ни как его практическое доказательство! Однако анализ и сопоставление целого комплекса источников позволяют нам сделать уверенный вывод, что в рассматриваемом нами случае даже теоретической возможности хода событий по версии наших оппонентов нет. Все изученные по этому вопросу документы свидетельствуют об обратном и однозначно говорят о том, что Лизюкова у церкви в Лебяжьем не хоронили.

Вы не согласны с этим, г-да оппоненты? Вы полагаете, что мы всё равно ничего не доказали? Вы считаете что доказать теоретическую невозможность чего-то нельзя в принципе? Что же, соглашаться или не соглашаться это ваше дело, ведь вам ничего другого, кроме как «скопом и с порога» отвергать все приведённые вам аргументы не остаётся. Но в таком случае и мы напомним вам о принципиальной разнице в нашей позиции. Мы не делали громких заявлений на всю страну о том, что захоронение генерала Лизюкова было найдено, эти заявления сделали ВЫ. Вот вы и докажите, что то, о чём вы публично и громогласно заявили, истинно, ибо заявивший и должен доказывать свою правоту! Поэтому это ВЫ должны доказать, что останки легендарного командарма были действительно найдены, а не ваши критики обратное.

Вы считаете, что В.И. Ольховик действительно видел Лизюкова в день его гибели, то есть 23 июля 1942 года, и каким-то удивительным образом подтвердил «результат поисковой работы ПО «Дон»? Докажите это!

Вы уверяете, что в соответствующих эпизодах из мемуаров Ивановского и Катукова была написана чистая правда? Докажите это!

Вы заявляете, что «письмо Нечаева» является важным историческим источником и ваши изменчивые пересказы взяты именно из него? Предъявите письмо!

Вы уверяете, что Нечаев действительно был тем самым механиком-водителем, который вывез убитого Лизюкова на броне своего танка? Докажите это!

Вы с важностью ссылаетесь на некие неизвестные нам документы? Укажите сноски на их выходные данные!

Вы призываете считать частное исследование эксперта Липецкого «царицей доказательств»? Так покажите его!

Только тогда и может быть предметный разговор, только тогда и можно будет сказать, что сторонники версии ПО «Дон» действительно не «переливают из пустого в порожнее», не забалтывают тему ни к чему не обязывающими рассуждениями, а готовы предъявить конкретные документы в пользу своей версии и убедительно доказать свою правоту. Пока за 3 с лишним года они этого так и не сделали, и становится всё более очевидным, что и не сделают, ибо предъявить какие-либо документы в доказательство своих слов они просто не могут! Их сконфуженное молчание красноречивее всего и говорит об этом.

И.Ю. Сдвижков.
г. Липецк.

 Отправлено: 21.01.13 17:02. Заголовок: Краевед пишет: Разу..

Краевед пишет:

цитата:

Разумеется, оппоненты имеют полное право не соглашаться с этой версией, но в таком случае хотелось бы услышать их собственные объяснения вопиющих противоречий между их заявлениями, в том числе и о «письме Нечаева», и документами.

Вряд ли стоит чего-то ждать... Дети вроде Торна потроллят.. более серьёзные оппоненты, скорее всего, смолчат. Впрочем, может быть, что-то ещё и раскопают...

А за материал спасибо! Удивительно много деталей за последние годы вам удалось найти! Удачи вам в борьбе за истину, Игорь Юрьевич!